— А про что роман, Дмитрий Павлович?

— Ой, не надо! Я уже сегодня…

— Ну хоть одно предложение, ну я прошу, вспомните!

— Да хоть десять, для тебя-то… Погоди, дай выберу покрасивше. — Как-то сами собой всплыли строчки, и я заговорил торжественно и мрачно, сам на себя дивясь: — «Одно дело интересует меня теперь, вечернее, тайное. Оно началось с брачного пира, но оно не кончилось. Старинные страсти вечно возвращаются, сознательно или бессознательно, мы ждем Жениха. Он вернется на смирном ли ослике или в сиянье мировых светил, мы закричим Осанну, задыхаясь от сладчайших слез, а потом, посовещавшись, опять убьем».

Потихоньку, чуть не на цыпочках, вошел фрейдист, внимательно вслушиваясь и кивая в такт кудлатой головой, взял из шкафчика скальпель и так же бесшумно вышел.

Глава восемнадцатая: СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА («Mattheus-Passion»*

Глава восемнадцатая:

СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА («Mattheus-Passion»^*

Задумчивые родители канули в железнодорожную ночь. Василий Михайлович острым нюхом чуял чертовщину и обман, но делать нечего — они оставили авантюристку-дочь в сумасшедшем доме дожидаться фиктивных списков и без ума любить одного русского доктора, крупного специалиста по упадочному периоду конца и начала веков, так называемому декадансу.

— Черри-бренди — огонь в крови! — вскричал Аркаша, наполняя рюмки; багрянцем зажигалась густая струя; падали на белую скатерть хрустальные розовые тени; запах пьяной вишни растекался в воздухе. — За безумный огонь!

Две хозяйские страсти — к ликерам и старинной музыке (голландский «Золотой» и бенедиктин уже одолели, а также Генделя) будоражили общество в саду или лесу: открытая веранда выходила в сосны, и за живой изгородью шиповника высокий бор сгорал в закатных лучах. Горели оживленные лица, нервный смех вплетался в полифонические «Страсти по Матфею», два прелестных ребенка — брат и сестра играли на лужайке перед домом.

Возвращение хозяина из довольно туманного Альбиона праздновалось милейшей компанией: кроме хозяев и филолога с Лизой, коллеги Аркаши «международники» Эдуард и Рома, кинорежиссер Гаврила, промышляющий шпионажем в боевиках, и чей-то преклонный родственник, «старый идеалист», как он впоследствии себя отрекомендовал. Вышеназванные, за исключением идеалиста, были со своими… любопытное совпадение — не с женами, и прекрасные дамы были прекрасны, мужчины мужественны, ликеры вкупе с духовной музыкой кружили головы в этот смуглый смолистый вечер на исходе лета.

— Вот сейчас Он говорит ученикам, — Аркаша между делом рассказывал содержание пассиона Баха: — «Кто со Мной опустит руку в блюдо, тот Меня предаст…»