— Никогда не поверю! Вот видите, я вас заслушался и вышел из роли врача. Но ведь это безумие: работать два года без малейшей надежды — потому что ваш гениальный бред не будет опубликован ни при каких условиях! — согласны?

— Ну и что?

— А-а… вы рассчитывали издать там. Понятно. И тамошним любопытно, да, любопытно узнать: погибнет или не погибнет ваша Россия.

— А ваша?

— Ваша фантазия, Дмитрий Павлович, а я живу в Союзе. Но если вы рассчитывали…

— Повторяю: я писал для себя и ни на что не рассчитывал.

— Дмитрий Павлович, с вами как-то страшновато.

— Вызовите санитаров.

— Он еще шутит… не-ет, вы не сумасшедший, отнюдь. Наоборот. Совсем даже наоборот! Но человек опасный. Тревожный вы человек. И вот скажите: Петр и Павел — кто из них Дмитрий, а кто Вэлос?

— Никто.

— Так не бывает, близнецы — ваше собственное создание. Смею предположить, вы — Петр. Ну не Павел же?.. Правда, одна личность переходит в другую на время, вы использовали любопытный прием, но по краткому пересказу трудно… например, мне трудно уловить сексуальные комплексы. Любовь-то в романе есть?

— Это главная линия: как любовь видоизменяется до ненависти и наконец — полного бесчувствия.

— У вас рукопись отпечатана? Где она?

— Нет, в общих тетрадях. Наверное, на чердаке.

— То есть как «наверное»?

— Двадцать девятого августа я все оставил там.

— Чердак хоть запирается?

— На щеколду.

— Дмитрий Павлович, вы с ума сошли! Оставить без присмотра такую ценность. Да к вам родители ходят — как же вы не поинтересовались?

— Говорю же: литература мне опротивела. Тем более что я все помню наизусть.