Я поспешил за Буркиным.

— Михаил Захарович, а вы-то куда в своей городской одежонке?

Строгий голос Кати меня не остановил.

Я был в омуте желтовато-белой кружившей метели, когда Катя уже с крыльца мне кричала:

— Не вздумайте с ними за сеном ехать! В степи сейчас такое!

* * *

На фермы прибывали порожние арбы. Волы отворачивали заиндевевшие морды от хлестких ударов метельного ветра.

— Скорей выпрягай скотину и веди сюда, в теплое! — слышался осевший голос Акима Ивановича.

Со двора, скрытый свистящей метелью, Буркин недовольно осведомлял Акима Ивановича:

— Ну что ты скажешь — и этот забыл лопаты! Ты ж им наказывал!

— Иван Селиверстович, — говорил Аким Иванович из коровника, — я ведь и тебе строго наказывал идти в коровник и затолкать сюда Михаила Захаровича… Это из-за вас лопат не привезли!

— Не выдумывай!

— А я и не выдумываю! Из-за вас я ни разу не выругался на тех, кому наказывал захватить лопаты. Ну а по такой непогоде наказ без крепкого слова — пустая затея!

— Да, это, пожалуй, верно! — смеется Буркин и, тесня меня к коровнику, сквозь смех дает совет: — А ты, Михаил Захарович, подавайся, пока я с тобой деликатно…

Волы раньше нас должны войти в коровник. Ведет их туда Михаил Грешное. Дверь наглухо обита шелевкой. Ветер готов ее сокрушить, раздробить на куски и угнать эти куски в степной простор, где злее и сильнее его сейчас никого не сыскать.

Дверь своими половинами растворяется внутрь коровника. Почему же ветер бессилен ее распахнуть?.. А потому, что она прочна и по такой непогоде заперта и на тяжелый засов, и на цепь. Но даже засову бывает невмочь — под сильными ударами ветра, точно жалуясь, он старчески скрипит: ыи, ыи… Вот почему в голосе Акима Ивановича столько напряженности и строгости, когда он там, в коровнике, дает распоряжения Кострову:

— Андрей, бери важок и подваживай справа, а я своим — слева!

Слышим, за дверью звякает цепь. Ждем, что сейчас заскрежещет засов, и он проскрежетал. Ясно слышим теперь слова Акима Ивановича:

— Мы с Андреем будем уступать ветру. Образуется сначала щель…

Вместе с быками вплотную прижатые к стене, мы и в самом деле видим, как образуется щель между створами двери. Через несколько мгновений она становится широкой. И мы слышим мальчишески веселый голос Акима Ивановича: