— Как же такое могло случиться? — с явным упреком спросил старшина.

Огрызков отвечал:

— Богатство — оно, Иван, в те годы имело огромную силу. Бобины были крепко зажиточные, а Фомины (отец и мать Мавры) порядочно задолжали им при постройке связного дома. Отец Семки так и сказал отцу Мавры: «Я тебе, Яков Фомин, чистое золото отвалил взаймы. Пора пришла тебе расплатиться… Говоришь, нечем?.. А вот и неправда, что нечем: золото — твоя дочка Мавра. А мой Семка к ней имеет сильное устремление». — Огрызков ненадолго замолчал и снова заговорил: — Были у нас с Маврой и тихие слезы, были и рыдания. Кинулся я с просьбой к отцу. Стал на колени, прошу: «Батя, продай быков, помоги Фоминым!» А батя мне: «Ведь вот до чего ты, бездомный дурак, додумался: ради девки пустить двор на разорение!»

Не торопясь старшина и Огрызков ели кашу. Оба были задумчивы, но мыслями не обменивались. С далекой прифронтовой полосы глухое буханье давно уже не доносилось. Звезды куда выше поднялись над темным безмолвием земли, и стало их во много-много раз больше. По скату с бахчи притекал к шалашу загустевший прохладный воздух и приносил с собой запах донника и отцветающей лебеды.

Старшина со звоном отставил эмалированную тарелку с недоеденной кашей и придирчиво спросил:

— А где ж теперь она — Мавра?

— Когда высылали кулацкие семьи, она тогда скрылась. Семка искал ее и днем с огнем… Не нашел. Потом уже, на высылке, из писем мы узнали, что Мавра вскоре объявилась и сказала товарищам, от каких зависело ее дальнейшее: «Семка был мне — тюрьма темная! Вы меня на свет выпустили. Обещаю держаться колхозного порядка… Только вдогонку за Семкой Бобиным не отправляйте. Чем за ним — так лучше руки на себя наложить…» Товарищи, к каким она обратилась, поняли ее.

— Что слышно теперь о ней?

— Позавчера на дороге повстречался с отступавшими хуторянами колхозниками. Мавры с ними не было. Оставлена на хуторе… Мне, Иван, в подробностях расспрашивать о ней было неудобно, да и времени не хватило.

Угасал костер, все больше покрываясь белесым пеплом. Огрызков взял лопату и старательно забросал угли землей.

Сказал:

— Сейчас тихо, но нельзя поручиться, что ночью не поднимется ветер и не начнет искры разбрасывать…

Они улеглись в шалаше. Дверь оставили открытой: не хотелось им отгораживаться от необъятного звездного мира, который был красив и сам по себе и величием своим умиротворял их житейские, людские волнения.

— Непонятно мне, Тит Ефимович, — заговорил старшина, — почему ты не высказал тревоги, что Семка Бобин с его звериной хитростью раньше тебя может оказаться около Мавры?.. А ведь там сейчас власть захватчиков — Семкиных союзников?!