— Согласна, — решительно проговорила Варя. — Вместе с тобой буду искать в труде право на молодость… искать право на молодость до самой смерти!

Но почему вдруг у нее брызнули мелкие, но такие обильные слезы? Ну будто ветер после тихого дождя сорвал с тополевых листьев накопившуюся влагу. Когда затихли ее деловые и легкие шаги и голос, запросто сказавший уже из коридора: «Приходи через три часа… И обед будет готов, и рукопись прочитана», — я задумался над ее слезами…

Николай, я вот к какому выводу пришел: солдаты творческого труда почти всегда проигрывали в обыденном личном счастье. Слезы Вари — это желание безоговорочного! Это желание молодости! Она все-таки на двенадцать лет моложе меня!.. А я ведь и в молодости был неровно молодым: все время мешали мысли, озабоченность, как бы сделать лучше то, что делаешь… Чувство ответственности было большим, а возможности куда меньше. Даже в своих временных успехах я последнее время оставался одиноким. Лидия Наумовна разуверилась в практическом смысле того, чем я занимался и занимаюсь. У нее созрела зависть к обыденно счастливым… Я стал уходить в себя, а она — уезжать к Умнову и приезжать оттуда в дорогих платьях. Нужны были терпение и выдержка, чтобы почерстветь к ее женской красоте. Любовь к труду стала благоговением перед ним!.. Как же мне не оценить слов Вари: «Вместе с тобой буду искать в труде право на молодость… искать право на молодость до самой смерти!»

После этого ты, дорогой Николай, не должен удивляться, что я сейчас подойду к книжным шкафам и стану разбирать книги: одни из них с большим правом должны остаться у Лидии Наумовны, а другие — переселиться вместе со мной к Варваре Алексеевне… Не осуди! Встаю, открываю дверцу… и говорю себе: «Конечно, на Дюма она имеет больше права… Я — на Чехова…»

Отбор начался.

Запись восьмая

Поздний вечер. Я опять сижу дома один-одинешенек: между мной и Варей уже успела пробежать «черная кошка».

Так скоро и так неожиданно!

Тебе, дорогой Николай, обязательно надо знать, как это произошло. Важно бы услышать вот сейчас твое мнение, но надо ждать дня нашей встречи.

Слушай, как это произошло. Буду рисовать без авторского вмешательства…

Во второй половине дня я был в редакции, слышал разговор Гриши Токарева, Максима Саввича и Мити Швабрина. Разговор этот они озаглавили: «Жизненные обстоятельства одной труднопроходимой рецензии». Из их неторопливой беседы я узнал, что рецензия сегодня отправляется в последний раз на заключение за пределы редакции. Всех волновал вопрос: какое же будет заключение?