— Погоди засыпать-то, Аслан. Давай-ка наверни вот щец пока, а к вечеру я картоху замостырю. — зашевелил его Протасов, подвинув сперва к раскладушке столик. — Давай, давай, поснидай, а там и поспишь.

Как только он учуял божественный запах еды, Аслана не нужно было уговаривать. Жадно черпая ложкой, он опустошил тарелку за две минуты и блаженно откинулся на раскладушку.

— Вот и ладно, вот хорошо. — бубнил старик Протасов, возвращаясь с кружкой горячего и какими-то таблетками в руке. — Теперь вот, прими антибиотики, да чайком запей — и на боковую. Тебе сейчас спать нужно. Завтра другим встанешь. Таперича, я заметил, такая ерунда творится странная — все хвори вроде как сами собой излечиваются.

Аслан проглотил снадобье, выпил чай и уже через пару минут провалился в небытие сна. Нормального сна — на кровати с подушкой и одеялом. Протасов ушёл, оставив его в тишине, по каким-то своим, неведомым пока делам, а со стен храма за спящим Асланом приглядывал весь собор Святых Земли Русской — не посчитаешь, стольких родила она, земля эта. И под покровом этой, пока непонятной Аслану благодати, он растворился во сне…

* * *

Старик Протасов разбудил его лишь к вечеру следующего дня.

— Здоров ты спать, Аслан! — качая головой, удивлённо сказал Сергей Витальич. — Почитай, сутки продрых! Ну как самочувствие?

Аслан слез с раскладушки протирая глаза. Голова кружилась, одолевала слабость. Лишь стоило начать двигаться, Аслана разбил приступ нестерпимого, выворачивающего наизнанку кашля. Попробовал встать — да куда там…

На столике дымилась тарелка пюре с большим куском плавящегося масла и тремя сосисками.

— Нормально, отец. Получше. — ответил старику Аслан.

— Ну а я что говорил?! — радостно развёл руками тот. — Теперь дело такое, хвори Божьим произволением сами лечатся. Я вот совсем хворый был — астма! А теперь, глянь-ко — где она? А гипертония моя — где?! Летаю! И тебя отудобит — дай срок! Но кашель у тебя плохой, такшта отлёживаться тебе ещё. Шутка ли — почитай, неделю в болоте обретался. И что ж ты хочешь?! Чтоб без последствий? Не. Я тебе и так скажу — по кашлю слышу, что воспаление у тебя. А где это видано, чтоб с воспалением люди по лесу безвозмездно бёгли?! Раньше ить мёрли от ево. А таперича?! Энто ладно, встать-то смогёшь? Пошли, в отхожее провожу, да умоешься. Глянь-кось в зеркало — сивый весь, ровно мерин. Затем, садись вот, наворачивай. А опосля — снова ложись. Воспаление — оно не хухры-мухры. Оно, конечно, таперича, не то, что вчерась… а всё же.

Протасов проводил Аслана в умывальню и сортир, тот справился. Затем, поддерживая под руку, привёл обратно, накормил, напоил и собрался было уходить, настрого запретив Алкоеву вставать. С чаем дал каких-то таблеток снова. Но, пока старик крестился, обходя иконы, Аслан позвал его: