– Кармоди не удирает в море на надувных плотах, Алиса. Ты что, рехнулась?
– Ага, здесь было от чего рехнуться, Саллас. Ты проспал два дня. И пропустил очень даже рехнутый полярный шторм…
– Дом в Северной бухте проверяли?
– Конечно проверяли! Наутро после шторма спасательная команда Береговой охраны слетала на вертолете к дому и увидела, что там темно и заперто. А сегодня нашли «зодиак», который вынесло к камням у Безнадежности. Откуда следует, что они плыли на юг, а не на север. Можешь, кстати, опустить пистолет; обещаю, что я тебя не трону.
Саллас сунул двадцать второй калибр под подушку и встал, пытаясь завернуться в одеяло. Алиса ждала, сидя на книжной полке и чувствуя, что ее слегка лихорадит. Еще она заметила, как стучит сердце. Сильно. Она испугалась, что в тесной комнатке этот стук слышен.
– Откуда дул ветер?
– Полярный шторм? А ты как думаешь? Не сообразить?
– Значит, «зодиак» могло отнести на юг, – сказал он.
– От дома Кармоди? Это же десять миль в сторону от бухты и вокруг Безнадежности. Кроме того…
– Если не выходить из бухты, то нет, – задумчиво и загадочно сказал Айк. – Ладно, я сейчас. Выйди и дай мне одеться. Полечи там собаку, что ли.
Алиса ушла, а он остался стоять, завернувшись в узкое одеяло. Выйдя во двор и опустившись на бампер фургона, она вылила в рот остатки прохладной жидкости в надежде утихомирить лихорадку и стук. Не подхватила ли она сентиментальный вирус у этой трепетной эскимосской деточки, пришло ей вдруг в голову, – вымершего возбудителя из арктической морозилки, который влияет на иммунитет эмоций. Где там ее атвязная армия антител? Дезертировала? Струсила и сбежала от одного вида мужской плоти, завернутой в тогу? Нет-нет, мясо тут ни при чем – на этюдах в художественных классах она перерисовала угольными карандашами этого добра столько, что хватит на всю жизнь. Она писала натурщиков с телами гладкими, как мрамор Микеланджело, – красавцев, многие из которых работали еще и в стрип-барах, – писала их днями напролет и никогда не пускала слюни. Салласу всяко не сравниться ни с одним из тех бифштексов. Не урод, но не накачан и близко к тому, чтобы получить работу танцора или модели, даже если бы ему захотелось. Еще один грех, в котором невозможно обвинить Айка Салласа, – эксгибиционизм любого сорта…
Почувствовав Алисин раздрай, Марли оставил караульный пост, подошел поближе и положил седую морду к ней на колени. Алиса наклонилась и благодарно его обняла.
– Я сама себе поражаюсь, старый барбос, – засмеялась она в грубую собачью гриву. – Я поражаюсь, что вообще