И тут же сник, отбросил костыль. Ушел на свою несвежую кровать.

— Когда… Суд? — после паузы спросил Иван.

Брат не ответил.

— А что… Мне?

— Я же сказал! Возьмет он тебя к себе. Слово дал.

— Он же меня… Не знает!

— Узнает! Мы делами-то моими, поди, часа три занимались. А потом… Все… О России говорили. О людишках… О тебе — тоже!

— Ты ему сказал… Что на гражданской ногу потерял? И как атамана Семенова брал?

— Я ему говорил, — медленно, раздельно ответил старший Логинов. — Что есть… У меня брат… Что выросли мы, отца-матери не помня. Все, на что я в России надеюсь, это на таких, как ты… Уж если ты рядом со мной мизинца не запачкал! Рубля не попросил… А их через мои руки многие тыщи проходили… То, значит, есть… Еще! Есть Святая российская совесть… Чистота природная. Ангельская! «Вот возьми его! — говорю — и начни жизнь с такими! А я — не смог!»

.рат отвернулся к стене и лежал молча. Так тихо, что не было слышно даже его дыхания.

— Я же… Коммунист… — неуверенно ответил Иван. — Какая там «ангельская чистота»? Не те слова! Братуня! Мы… это… Должны… Искупить?!

— Бабы у меня… обстроены! — не поворачиваясь к нему, жестко, как бы подбивая итог жизни, продолжил Александр Дмитриевич. — Те, кого любил! А на других шалав… — Он выругался и плюнул через плечо.

Иван подошел к кровати. Хотел посмотреть брату в лицо, но тот был как каменный.

— К отцу-матери на могилу сходи. Передай — скоро буду, — еле слышно приказал старший. — Сюда не возвращайся. Переезжай в общежитие. Тебе там койка выделена. С завтрашнего дня.

— А что ты… Будешь делать?

— А я пить буду! Три дня!

Иван без сил, но зло ударил его по плечу, но тот словно и не заметил этого.

— Завтра к девяти выходи на службу. Прямо к Александру Кирилловичу. Он все знает.

— Да суд-то… Когда? — закричал Иван.

— Узнаешь! — запахнулся в шинель старший брат. — Иди! Я теперь спать буду. Мне три дня — не спать!