Когда он медленно спускался с крыльца, держа в одной руке новый фибровый чемоданчик со своими вещами, а в другой фанерный ящик с книгами, ему послышалось, как в доме кто-то очень громко хлопнул дверью.

Взлетели ласточки, сорвавшись с гнезд из-под покатой крыши.

Когда он вбежал обратно в комнату, Александр, казалось, спал тем же тяжелым, каменным сном, привалившись к стене. И он рывком развернул его тело и увидел в одной руке тяжелый «смит-вессон»… И темное, медленно расползающееся на сукне гимнастерки пятно.

Слева! Где сердце…

Многое забылось в долгой жизни Ивана Дмитриевича. Но тот разговор, тот день… Вспоминались в старости все чаще!

Только одно осталось на всю жизнь. Как зарубка, как табу — до крайности всегда был щепетилен Логинов с деньгами. И еще с наградами, с подозрительными премиями и вознаграждениями.

«Честный мужик», — уважительно говорили про него.

И именно сегодня, сидя за молчаливым столом, он особо чувствовал смысл тех, братовых слов! Тень тех денег, о которых предупреждал брат.

«Один порядочный человек на сотню! — Да и то… Если не поманить всурьёз…»

Да какие у меня-то деньги? Они у жены! У домработницы… Сам-то их в руках забыл, когда держал…

Он еще более плотно укутался в пальто — «не жар ли подступает?»

Дочка с зятем? Так он им даже «Жигули» запретил покупать. Сами как-то заработали… А как? Кстати?

Вот, насторожился и от этих проклятых «Жигулей»… Но сам-то чувствовал, что не там… Не в той стороне — опасность!

Дача — государственная? Машина — ведомственная? Умру — так моих сразу с дачи попросят. Жене — пенсию, в рамках положенного… Особых бриллиантов я что-то на ней не видел… Разве что в Ленинграде как-то купили. И то вдвоем. Расщедрился, сам не зная отчего… Красивые такие камушки на старинной платине.

Он вздохнул, с просвистом, будто сильно перекурился. И этот сиплый просвист снова, отдаленно, напомнил брата.

Есть! Есть у него камни. Только другие — в почках! Дают о себе знать… Но пока терпимо! А потом… в медицинском заключении… Газеты известят! Каких «драгоценностей» он был обладатель?! Да! Недолог уж тот день…

— Вернулся? — повернул к нему голову Корсаков.

— Брата-то моего… Помнишь? — спросил Иван Дмитриевич.

— Ночевать будешь? — резко поднялся старик.

— Сядь!