– Это доктора Цейтлина был дом до революции, и при нэпе тоже, – сказала Вероника. – В первом этаже Лазарь Соломонович пациентов принимал, во втором жил с семьей. Я ему на приеме ассистировала, а наверху у него квартировала. Он Сергея вот здесь оперировал. – Она указала на боковую комнату. – Это процедурная была, а теперь общая кухня. На первом этаже десять человек живут.

Дверь в кухню была открыта. Над керогазом стояла растрепанная женщина и помешивала что-то в кастрюльке. Ксения хотела спросить, почему доктор Цейтлин оперировал Сергея, но Вероника уже поднималась по деревянной лестнице на второй этаж, и она последовала за ней.

На втором этаже все было устроено иначе – чувствовалось, что живет одна семья. Двери трех комнат выходили в еще одну общую, смежную с кухней.

– Я вам вот здесь, у Яши постелю, – сказала Вероника, указав на дверь одной из комнат. – Вы отдохнуть хотите, наверное.

Ксения хотела только расспрашивать о Сергее – подробно, о каждом его дне, который был известен этой женщине. Но она понимала, что это было бы все равно как если бы Вероника стала расспрашивать ее, что она делала с Сергеем в монпарнасской мансарде или что происходило в гостиной московской квартиры после того как ушел Павлик и они остались вдвоем.

Вероника дала ей полотенце и показала, где находится уборная. Когда Ксения вернулась в отведенную ей комнату, там уже была разобрана постель – судя по крахмальной свежести белья, Вероника успела ее перестелить.

– Сейчас ужинать будем, – сказала она, появляясь на пороге. – Приходите в столовую, добре?

И исчезла. Ксения обвела взглядом комнату, совсем маленькую и простую. Письменный стол из сосновых досок. Такие же, дощатые, книжные полки. Вообще, книги здесь были повсюду. Собрания сочинений Пушкина, Толстого, Гоголя. Бесчисленное множество тоненьких книжечек – наверное, поэтических, ведь этот Яша поэт. Одна из них, взятая с полки наугад, его книжкой и оказалась. На обложке значилось имя Якуб Пралеска. Стихи были написаны по-белорусски, поэтому Ксения не вполне их поняла, но полистав, поняла зато справедливость слов Вероники о том, что Яша как ребенок: стихи его были чище слезы и родниковой воды. На первой странице стояло посвящение Веронике Водынской.

Ужин был накрыт в комнате размером лишь немногим больше Яшиной. Здесь еще яснее чувствовался домашний уют, которого Ксения и не знала, и не умела, да и не хотела устраивать для себя. Над круглым столом висела на медных цепочках зеленая лампа, освещая комнату ласковым светом, а на скатерти с вышивкой ришелье стояли блюда столь разнообразные, что Ксения удивилась: неужели Вероника для одной себя так готовит?