Прежде меня выбивали с прямого движения внешние силы, а летом 1972 года стукнула своя собственная, внутренняя, от которой получился очень уж крутой поворот, едва совсем не оборвавший нить: на носилках увезли в больницу, в которой я и залег чуть не на полгода. А когда вышел, оказалось, что для разъездного корреспондента уже непригоден. Можно было, конечно, тянуть волынку: брать «больничные», на неделю-другую выходить на работу, давать две-три «информашки» и снова к врачу, но это было бы противно моей натуре, и оставалось честно сказать себе: все, твои корреспондентские дороги кончились, старые заслуги эксплуатировать грешно. Что же впереди? А впереди — на целые годы — изнуряющие приступы болезни и существование на грани нищеты. Ну что ж, что уготовано судьбой, то и прими. Сумеешь преодолеть — твое счастье, не сумеешь — не ропщи.
Мир не без добрых людей, друзья помогли купить избу в деревушке на Волге. Когда-то давным-давно она звалась Стариково Устье, стояла у самого впадения Дёржи в Волгу, а в километре вверх было Новое Устье, обе деревни в войну сгорели начисто, после войны в каждой поставили по пятку изб, и словно бы от этого укоротились их названия, деревни звались Устье и Новая. (Я свою поименовал Усть-Дёржа.) В радиусе трех-четырех километров были еще Мозгово, Саблино, Никифоровское и Столипино. Этот вот пятачок приволжской земли и стал моим миром на несколько лет. Мне, словно бы моряку, всю жизнь проведшему в плавании, вместо моря дали склянку морской воды и сказали: «Ну и что же, что склянка, и в капле можно увидеть море, если долго и внимательно разглядывать ее. Попытайся».