– Будем надеяться, что весна будет ранней. – Бьёрн вышел из стойла и прикрыл за собой дверь.
Я остался стоять с Вингуром и слышал, как стихают шаги брата на дворе. Я выглянул в окошко, увидел кружащиеся снежинки, почувствовал дым костра, разжигаемого на склоне. Бьёрн всегда был рассудительнее меня. Почему он так поступил? Нам было хорошо здесь. Крыша над головой, еда на столе. Я швырнул копытный нож. Вингур фыркнул и снова прижался к стене, его большие глаза были широко раскрыты.
24 Огонь и железо
24
Огонь и железо
Однажды Один говорил с людьми и предложил нам взять все, что мы пожелаем в жизни. Он поведал, что день нашей смерти был предопределен еще до нашего рождения и мы никак не можем изменить судьбу, мы можем лишь прожить ту жизнь, которая нам уготована, целиком и полностью. В чертоги Вальхаллы трусы и подлецы не попадут. Там, как утверждают старики, есть лишь место для воинов. Но слово «воин» молодые не понимают. Они представляют себе человека на поле боя, закованного в доспехи, с оружием в руках. Но воин – это намного больше. Тот, кто сам кует свою судьбу, не полагаясь лишь на помощь богов, вот кто может считаться воином. Когда я оглядываюсь назад, вспоминая жизнь в Йомсборге, я понимаю, что Бьёрн был бóльшим воином, чем я. У него была женщина, которая ждала ребенка. Он мог запросто исчезнуть под покровом ночи, воспользовавшись лыжами, скрывшись за холмами, и никто никогда не нашел бы его. Но у него были другие планы. Каждый день он спускался в гавань, я видел его с укрепления, там он наблюдал за рекой и озером. Я же ничего не делал. Дни протекали мирно, и я старался много не думать о судьбе брата. Меня одолевало уныние. Днем я был занят большей частью своими обязанностями и занятиями, а вечером, когда все собирались в длинном доме… Казалось, темнота, царившая внутри дома, поглощала меня, а ветер, залетавший через дымовое отверстие, вдувал холод прямо мне в душу. Бьёрн не обращал на меня внимания, он замечал лишь сидевших рядом ним и постоянно что-то чинил. Он наточил наконечники стрел и пришил их накрепко к поясу жилой. Он вырезал рыболовные крючки из кости и натер трута, сам сделал мешочек и тоже прикрепил его к поясу. Я понимал, чем он был занят. Он готовился покинуть Йомсборг, но отправляться в одиночку он не собирался. Иногда он поглядывал на меня, как будто желал удостовериться, понимаю ли я, что происходит. Скоро сошел снег, и нам пора было отправляться в путь.
Мое обучение у Ульфара Крестьянина подходило к концу, в последний день он повел меня на море. Там мы долго простояли, опираясь на топоры и обозревая ледяной покров. За нашими спинами виднелось низкое зимнее солнце, а наши тени были такими неестественно длинными, что казалось, будто мы были двумя великанами. Крестьянин никогда не был многословен, но то, что он сказал мне тогда, стоило того, чтобы прислушаться.