Зрачки отца ловят сумрак вокруг вершин деревьев, ему хочется кричать, но он позабыл как – глотка позволяет ему только сипеть.

– Как дела в школе, Тед? Как математика? Математика всегда выведет тебя к дому…

– Тебе надо посидеть, папа, у тебя кровь идет, – уговаривает сын.

У него борода, она шуршит под рукой, когда гладишь по щеке.

– Что случилось? – шепчет отец.

– Ты упал в лодке. Я же говорил, не нужно тебе плавать на лодке. Это опасно, тем более когда ты с…

Отец, вытаращив глаза, радостно перебивает:

– Тед? Это ты? Ты так изменился! Как дела в школе?

Тед дышит медленно, выговаривает отчетливо:

– Папа, я больше не хожу в школу. Я взрослый, папа.

– А что у тебя с сочинением?

– Ты сядь, папа, сядь, я тебя прошу. Сядь.

– Ты такой напуганный, Тед. Чего ты боишься?

– Не волнуйся, папа. Я просто… я… ты не должен плавать на лодке. Я тысячу раз тебе говорил…

Они больше не в саду, теперь они стоят посреди ничем не пахнущей комнаты с белыми стенами.

Отец накрывает рукой бородатую щеку.

– Не бойся, Тед. Помнишь, как я учил тебя рыбачить? Когда мы жили в палатке на острове и я пустил тебя в свой спальник, потому что в твоем тебе снились кошмары и ты писался? Помнишь, что я тебе тогда говорил? Что описаться – это хорошо, тогда медведи держатся подальше. Немножко побояться не страшно.

Отец опускается на мягкую постель, свежезастланную кем-то, кто не будет в ней спать. Это не его комната. Тед уселся рядом, и старик уткнулся носом в волосы сына.

– Ты помнишь, Тед? Палатку на острове?

– Ты не со мной жил в палатке, папа. Это был Ной, – шепчет сын.