– Немножко, – признается мальчик.

Дед усмехается:

– Зато медведи держатся подальше.

Щека Ноя прижата к дедовой ключице.

– А когда забываешь человека, ты забываешь, что ты его забыл?

– Нет, что забыл, иной раз помню. Такое забывание хуже всего. Это как оказаться внутри циклона. Заставляешь себя вспоминать изо всех сил, так что вся площадь ходит ходуном.

– Ты поэтому такой усталый?

– Да, иногда ты как будто заснул засветло на диване, и вдруг проснулся, когда уже темно, и не сразу соображаешь, где ты. Я на какие-то мгновения попадаю в космос, а потом приходится моргать, и тереть глаза, и заставлять мозг проделать несколько дополнительных шагов, чтобы вспомнить, кто я и где я. Чтобы вернуться домой. Дорога с каждым утром становится все длиннее и длиннее – дорога из космоса домой. Я иду под парусом, Нойной, по огромному и неподвижному океану.

– Вот же засада, – огорчается мальчик.

– Да. Самая-самая-самая что ни на есть засада. Почему-то считается, что первыми исчезают место и направление. Сперва забываешь, куда идешь, потом – где ты был, а потом – где ты есть… или… или в обратном порядке… я… мой врач как-то так говорил. Я пошел к врачу, и он что-то сказал в том смысле, или это я сказал. Я сказал: «Доктор, я…»

Он стучит по вискам, все сильнее и сильнее. Площадь приходит в движение.

– Это ничего, – шепнул мальчик.

– Прости, Нойной.

Мальчик гладит его по руке, пожимает плечами:

– Все хорошо. Я тебе, деда, дам воздушный шарик. Возьмешь его в космос.

– Шарик мне не поможет, я все равно исчезну, Нойной, – вздыхает дед.

– Знаю. Но ты его все-таки получишь на именины. В подарок.

– По-моему, это ни к чему, – улыбается дед.

Мальчик кивает.

– Если будешь держать его в руке, то вспомнишь, что перед тем, как ты отправился в космос, кто-то вручил тебе шарик. Самый никчемушный из подарков, ведь воздушный шар в космосе вообще НИ ДЛЯ ЧЕГО не нужен. И тогда ты засмеешься.