Аюми ответила мгновенно:

Отлично! Можем поехать на поезде вместе. Тогда у вокзала в 9 утра?

«ОK!» – написал ей Кё.

Тут же от Аюми пришло еще одно послание:

Ах да! И, пожалуйста, пригласи с собой бабушку! Это очень важно. Без нее я тебя не пущу.

Кё в недоумении положил телефон на столик экраном вниз.

Бабушку?! Зачем? Это что, так обязательно? Ему совсем не хотелось ее звать.

Весь оставшийся вечер он заполнял заявку на конкурс, после чего запечатал ее вместе с мангой в конверт. С этим наконец было покончено. Осталось лишь завтра отнести все на почту.

Утром Аяко услышала, как Кё, проснувшись, зашевелился у себя в комнате.

Их совместные завтраки проходили теперь в молчании. Аяко уже оставила попытки как-то разговорить внука, и они просто сидели друг против друга, тихо пережевывая рис и суп мисо. Иногда мальчишка стал уходить с утра, даже не позавтракав. Она догадывалась, что по пути на курсы он покупал в универсаме какой-нибудь готовый онигири, поскольку иногда находила в мусоре магазинную обертку. И это было очень для нее обидно. Аяко ощущала это как личный, умышленный укол – особенно после того, как рассказала внуку, что для нее значит приготовить и дать кому-то с собой онигири. Это глубоко ее расстраивало. Ей приходилось с горечью отправлять в канализацию несъеденный им суп. А еще нередко оказывалось, что она готовила слишком много риса, и теперь его приходилось заворачивать в пленку и убирать в холодильник. Аяко даже перестала жарить рыбу на гриле по утрам, поскольку не было никакой гарантии, что Кё станет ее есть.

Но в это утро он остался завтракать дома, и Аяко была очень этому рада.

Они, по обыкновению, молча пережевывали еду, но бабушка чувствовала, что у мальчишки есть что-то на уме. Наконец Кё, проглотив очередной кусочек, решился заговорить.

– Ты, вероятно, очень занята, – начал он. – Да и, возможно, это тебе совсем не интересно…

– Что?