– Где? Там же, где был раньше.

Бишан подпрыгивает. Но голос его становится серьезным и сдавленным, когда вокруг эхом разносится: «Это Вагах!»

Вдруг толпы людей – разодетые, деревенские, многие в военной форме – выбегают вперед. Вытаскивают стулья из-под писателей, засовывают их ручки им в карманы и направляют на них ружья и мечи. Писателям требуется некоторое время, чтобы понять, что под ними нет стульев, и поэтому несколько мгновений они остаются сидеть в воздухе.

Вообще, эта драма и ныне живущих, и тех, кто принадлежит поколению Кришны Балдева Вайда. Кто-то скажет две драмы бок о бок. Кто-то скажет две драмы смешались. Одна видна всем – это та самая драма юношей-данавов[168], которые носят форму цвета хаки по эту сторону ворот и черную – по ту, у тех и у других красные и черные тюрбаны украшены высоким плюмажем, что делает их похожими на петухов и увеличивает рост с шести футов до семи, с их участием разыгрывается танцевальное представление «Да-здравствует-Индия-Ванде-Матарам-Да-здравствует-Пакистан-Да-здравствует-Великий-Вождъ». А вторая драма видна не всем – в ней эти писатели, которые есть и сейчас и всегда будут, даже когда исчезнет Вагах, и из-под которых могут вытащить стул в любой момент, и тогда они смотрят отрешенно в одну точку.