– Днем они становятся горячими, как печи, – говорит Даниэль, – сланец лучше других камней сохраняет тепло. Оттого лед и тает.

Ниже, там, где еще росла трава, они чуть было не потеряли повара, который отправился ее собирать. Повар – важнейший член экспедиции, без всех остальных можно обойтись, но от повара зависит физическое состояние группы. Однако в последний день восхождения у Даниэля закончились силы, и остальные посадили его на одну из лошадей, словно он был частью груза. Ему повезло, что в документальном фильме его не показали сгорбленным в седле, с полуприкрытыми глазами и отвисшей челюстью. У подножия горы Мир Самир, на высоте около пяти тысяч метров, они достигли ворот в Нуристан – место, где антропологи Третьего рейха искали чистых арийцев, но сейчас туда дальше пути нет. Нуристан, который принял ислам только в конце XIX века, спустя семнадцать лет после вторжения западных войск теперь симпатизирует Исламскому государству [111]. Фотографии, сделанные англичанином Эриком Ньюби в 1950-х годах у этих ворот, запечатлели величественный ледник. Теперь от него почти ничего не осталось.

– Вот в этом и заключается суть истории, – говорит Даниэл. – Добираешься туда с великим трудом, а главного героя уже нет. Но продолжать путь все равно нужно, ведь снизу не видно, что этого героя нет.

– Хочешь сказать, что ты фотографируешь отсутствие?

– Да, именно это.

– Примерно так же можно описать теологию.

Потом он достает фотографии из белых, как матовое стекло, конвертов, и теперь эта ассоциация уже не отпускает. На черно-белых снимках сланцевые месторождения выглядят как край света, однако в цифровом варианте на экране ноутбука теряют глубину, темноту и свое значение. Фотография шестиметровой каменной плиты, перед которой лежат тысячи камней, а позади возвышается отвесная скала, напоминает абстрактную картину – впрочем, земля с высоты тоже становится абстракцией. Кажется, Бог уже сорок лет не замечает, что в Афганистане его создания страдают от голода и жажды, испытывают одиночество и боль, любят своих детей и боятся смерти. Где-то впереди ледниковое озеро, которое не отмечено ни на одной карте: вот ты уже почти у цели, силы давно на исходе, но каким-то чудом, почти бессознательно, преодолеваешь еще несколько шагов, обходишь скалу – и встречаешь это бирюзовое «око», которое внезапно наполняет тебя энергией, выводя из глубочайшей усталости. Секундой ранее ты был совершенно разбит, но при виде картины (Даниэль говорит об озере, но использует слово «картина», как будто она существует независимо от наблюдателя) чувства обостряются, разум становится абсолютно ясным (священно-отрезвленным), фокус камеры настраивается сам, дыхание замирает, и ты точно вовремя нажимаешь на спуск затвора. И наконец последний снимок похода, сделанный в эйфории: величественный ледниковый стол перед осыпью, по которой разбросаны другие, меньшие столы. Они образуются там, где большие валуны защищают лед от солнца, пока все вокруг тает.