Я спускаюсь по уступам, глядя вниз на деревню. Серебристо-зеленые листья оливковых рощ и перевитые лозы пустых виноградников. Вокруг них знакомая холмистая земля. Знакомая и чужая. Это чувство меня пугает, и Йоханан хнычет, крепко цепляясь за мою тунику.

Вижу, как развевается передо мной накидка, зацепившаяся за острые крючковатые шипы каперса. Спешу ее вытащить, но от нее осталась лишь половина, оборванные нити свисают. Перегибаюсь через стену уступа в поисках второй половины и нахожу тело мальчика-солдата. Он гораздо моложе, чем я себе представляла. Тонкие руки и ноги неуместно торчат в доспехах. «Прости меня», – умоляю я Владыку. Прости за то, что пойду дальше, а тело оставлю и не оглянусь.

К нам пробирается одинокая фигура. Я щурюсь, разглядывая, кто это.

Он поднимает голову, и я вижу, что это Иаков Младший, первенец Сары и Иакова Старшего. Я ускоряю шаг и спотыкаюсь, Йоханан громче капризничает у меня на руках.

Иаков тоже ускоряет шаг, и мы встречаемся, его маленькая грудь содрогается от рыданий. Он вытирает лицо руками, но поток слез не остановить.

Я пересаживаю Йоханана на одну руку и обнимаю Иакова другой.

– Они вырвали из рук матери Абдиэля и закололи, – рассказывает мальчик.

К горлу подкатывает тошнота. Йоханан цепляется мне за шею.

– Кого еще? – спрашиваю я.

Я говорю кратко: нужно заставить его перейти к делу и избавить от тяжести новостей.

– Всех мальчиков моложе двадцати четырех месяцев.

Йоханан плачет, цепляясь за мою кожу, и я крепко сжимаю его пальчики.

– Твоя мать? – спрашиваю я, боясь ответа.

– Она послала меня, чтобы я вас нашел, – отвечает он. – Чтобы рассказать о Захарии.

Он пытается держаться по-мужски, как велел отец, и рассказать мне о человеке, которого он, как и многие, любил, как отца.

– Бохан унес его с улицы. Тело Захарии.

Я слышу, что он говорит, но не воспринимаю.

– Ab-ba! – визжит Йоханан, услыхав имя отца, и показывает на деревню.

Я смотрю туда, куда он тычет пальцем, хотя знаю, что не увижу его. Не увижу, как муж поднимается нам навстречу.

– А Талия?