Почти полночь, закончился еще один день. В кабинете Мариотто ветер бьет в ставни. Я сижу в старом кресле, положив одну руку на голову спящего сына, а другой осторожно забираю из кулачка стеклянный сосуд.

Я поднимаю сосуд, верчу его, ловя свет свечи. Стучу по нему ногтем, трясу, поднеся к уху. Рассматриваю едва видимое соединение около одного конца, очень умно спрятанное. Неужели и мой сосуд, как и у Бьянки, хранит горе отца, матери, с памятью о сыне?

Avdi’el bar Ya’akov K’shisha w’Sara.

«Абдиэль. Сын Иакова Старшего и Сары».

Всего горстка слов, за которыми скрываются живые люди. Вот бы разгадать загадку, историю Абдиэля. Сына, умершего раньше обоих родителей.

Мой сосуд больше, чем Бьянки, наверное, на половину quattrino.

И у ее сосуда нет белых крапинок, проглядывающих из черного. Я подношу его к уху и трясу. Звуков не слышу. Разве что перемещение чего-то внутри. Так невнятно, что скорее это мое воображение. Я слегка стучу сосудом по столу. Я попросила Марчелло поспрашивать стеклодувов из Венеции, нельзя ли как-то раскрыть сосуд, а потом снова склеить. «Невозможно одновременно и свистеть, и пить», – сказала бы бабушка о моем желании и сохранить сосуд, и узнать, что там внутри.

Эту вещицу когда-то держала в руках мать моего мужа, ее могла держать и другая мать задолго до нее, теперь сосуд в моих руках.

Ловит свет, ловит тень. При разном освещении меняется.

Словно искра, высеченная кремнем, вспыхивает новая мысль. Я резко вскакиваю, и Лючио шевелится. Я успокаиваюсь, затем укутываю его и толкаю Эудженио ногой, укладывая сына рядом с ним в бывшей комнате Мариотто.

– Мне надо навестить Марчелло.

– Стекло? – спрашивает он, протягивая дрожащую руку, зная, что ему понадобится, если Лючио проснется, а я не вернусь.

– Я вернусь до того, как он проснется.

Эудженио стонет, опускает руку.

– Te lo prometto. Я обещаю.

Я целую их обоих.

Марчелло открывает дверь, все еще в камзоле и чулках. Он уже хорош от вина и не возражает против позднего визита.

– Кого я могу спросить о том, как это было сделано? – говорю я, открывая ладонь, чтобы показать черное стекло.

Он берет его у меня сильными, заботливыми руками, которые держали всевозможные сокровища.