В библиотеке Толстого находим также «Richtet selbst! Zur Selbstprüfung der Gegenwart anbefohlen» (Штутгарт, 1896), немецкий перевод «Til Selvprøvelse Samtiden anbefalet». Публикация представляет собой отдельные главы книги Кьеркегора «Angriff auf die Christenheit» («Нападки на христианство»). Так как Толстой получил эту книгу ранее в русском переводе Ганзена, он вряд ли стал ее перечитывать. Зато монография Харальда Гëффдинга «Sören Kierkegaard als Philosoph» могла заинтересовать Толстого. Страницы в ней разрезаны в двух местах. Первое (с. 58–63), повествующее об отношении Кьеркегора к Фридриху фон Шеллингу и Адольфу Тренделенбургу, видимо, выбрано наугад, но второе (с. 166–169) вполне способно задержать внимание Толстого. В последней главе Гëффдинг рассуждает, в каком направлении развивался бы Кьеркегор, если бы прожил дольше. Выдвигаются три альтернативы: он мог принять католицизм, стать последователем религиозного критика Людвига Фейербаха или пойти за Толстым, чье творчество имеет много точек соприкосновения с трудами освобождавшегося от христианских догм датчанина763. В другом контексте Гëффдинг связывает аскетическое мировоззрение Кьеркегора и Шопенгауэра с их критическим отношением к развитию культуры – и похожие тезисы у Толстого. Однако, как пишет Гëффдинг, Толстой ближе к «естественному и человеческому»764. Как мыслитель и писатель Кьеркегор хотел «создавать трудности»765, что и стало причиной ослабления интереса Толстого к его творчеству766.
Георг Брандес (1842–1927) 767
Когда 23 апреля 1887 года знаменитый датский литературный критик Георг Брандес по приглашению ученого совета университета прибыл в Москву, воздух был наэлектризован предвкушением. Позади четыре успешные лекции в Петербурге, теперь очередь Москвы. Билеты на первое выступление в Политехническом музее уже раскуплены. Брандес будет говорить о Золя, Тэне и современной литературной критике, русском романе и немецкой литературе 1840‐х. Первые три лекции будут прочитаны на французском, четвертая на немецком.
Лекция о русской литературе 28 апреля вызвала, разумеется, большой интерес. Брандес понимал, что рискует привезти в лес дрова, но надеялся, что мнение извне и прочтение русских писателей в переводах помогут найти новый угол зрения. Докладчик показал хорошее знание русского реализма; он был знаком со всеми наиболее важными произведениями – в датских, немецких или французских переводах. Начав с Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева и Достоевского, он в конце концов пришел к Толстому и именно ему уделил наибольшее внимание768. Толстой «мощнее Тургенева и здоровее Достоевского», объяснял Брандес. Это писатель, олицетворяющий неподкупный реализм и обладающий уникальной инстинктивной способностью оживлять историю. Другими типичными толстовскими чертами были пессимизм, осознание «ничтожества человека перед вселенной», неверие в разум, скептический взгляд на европейскую цивилизацию, неуважительное отношение к науке, искусству и культуре. В представлении Толстого ценность искусства заключалась лишь в том, что это «орудие истинного познания жизни». Брандес был другого мнения. Говоря о произведениях искусства, нельзя забывать о важности стиля и формы.