Бьёрнстьерне Бьёрнсон (1832–1910)
На полках библиотеки Толстого стоит ряд сочинений Бьёрнстьерне Бьёрнсона. Пять томов на русском, пять на немецком, один на английском. Одни книги присланы лично автором, другие получены из рук доброжелательных посредников. Толстой и Бьёрнсон никогда не встречались, но читали и комментировали произведения друг друга, фиксировали сходства и различия, следили за творчеством друг друга и передавали друг другу приветы. Их объединяло духовное родство (оба хотели, чтобы у литературы было нравственное ядро), что, впрочем, не мешало им порой критиковать друг друга.
Что касается представления Бьёрнстьерне Бьёрнсона русскому читателю, то здесь ключевую роль сыграл Петр Эмануэль Ганзен. В 1880‐х он на собственный риск начал переводить норвежца на русский, и в октябре 1888 года, представляясь Бьёрнсону в письме, сообщил, что перевел пьесы «De Nygifte» (1865, «Молодожены») и «En Fallit» (1875, «Банкротство»). К письму он приложил также собственный свежий перевод произведений Толстого «I Kamp for Lykken. Livsbilleder». Бьёрнсон поблагодарил и пообещал прислать отзыв, как только прочтет книгу. Что же до перевода его пьес на русский, то в первую очередь он рекомендовал бы драму «Over Ævne» (1883, «Свыше наших сил»): «Она, наверное, подойдет для русских»780. В ней затрагивалась религиозная проблематика, которая могла быть интересной не только Толстому, но и широкой публике.
Из текстов, представленных в антологии «I Kamp for Lykken», Бьёрнсона прежде всего заинтересовала «Власть тьмы». В датированном декабрем ответном письме он прокомментировал пьесу. Толстовские крестьяне, как оказалось, вызвали у Бьёрнсона столь сильную антипатию, что он даже сожалел, что прочел книгу: «Я читал драму Толстого, преодолевая себя. Возможно, все так и есть (у нас таких крестьян ведь нет), но ненавижу сильно темпераментных людей, я их просто не терплю; русская литература с избытком снабжает нас подобным, и я вынужден преодолевать себя каждый раз, когда открываю новую книгу»781. Таким образом, Бьёрнсон не понимал не только героев Толстого, но и всю русскую литературу. По крайней мере, если судить по письму Ганзену. На такой ответ Ганзен не рассчитывал и, оберегая Толстого, утаил от него жесткий отклик Бьёрнсона.
24 июля 1890 года к Толстому приехал его немецкий переводчик Рафаэль Лёвенфельд, который работал над биографией Толстого, первой в своем роде. Говорили о новой литературе, и Лёвенфельд упомянул пьесу Бьёрстьерне Бьёрнсона «En Hanske» (1883, «Перчатка»). Читал ли ее Толстой? Это произведение должно ему понравиться, поскольку требование Бьёрнсоном целомудрия и у молодых мужчин созвучно мыслям, высказанным в «Крейцеровой сонате» и послесловии к ней. Толстой признался, что Бьёрнсона не читал, однако знал содержание «En Hanske» по краткому изложению в одной французской газете. Если в пьесе имеются параллели с «Крейцеровой сонатой», он обязательно должен ее прочитать. Половой вопрос по-прежнему оставался для него острым782.