Даже на пике политического кризиса внутри аргентинской секции Коминтерна в конце осени 1927 г., когда дело дошло до убийственных обвинений и взаимных исключений, ряд руководителей КПА сохранял надежду на возможность остановки конфликта, считая, что проблема кроется лишь в «излишней горячности» его участников. Пенелон по-прежнему рассматривался ими как безусловно важный и нужный для партии лидер. Этой группе членов ЦК КПА казалось непонятным, почему он, «несмотря на свое блестящее политическое прошлое», позволял себе действовать «в столь абсурдной форме». Снова ответ был предопределен: причины болезненной реакции секретаря ЮАСКИ крылись в его неумении и нежелании организовывать коллективную работу, в самовлюбленности и категорическом отказе от признания любых своих ошибок[1135]. Такая позиция лидера КПА, абсолютно не умевшего подчиняться воле большинства, противоречила уставу III Интернационала.

Вряд ли, однако, это заботило самого Пенелона. Он привык оставаться внутри большинства во время всех конфликтов в КПА, привык ощущать поддержку Москвы на том простом основании, что заменить его в ЮАСКИ было некем. И эта иллюзия сыграла с ним злую шутку. Вильямс иначе оценил перспективы работы в Южной Америке и потенциальные кадровые возможности. Его настроения быстро передались части руководителей компартии Аргентины, внутренне готовых выступить против своего многолетнего лидера. Позиция же Пенелона, амбициозная и снобистская, не давала ни малейшей почвы для компромисса. Он считал кризис результатом «подрывной работы», осуществлявшейся с целью свести к нулю его влияние. При этом, стремясь сохранить лицо, секретарь ЮАСКИ пытался убедить и оппонентов, и московских арбитров в том, что его «совсем не интересуют личные амбиции в защите позиций внутри партии или за ее пределами» [1136]. Лидер КПА не жалел усилий в описании тщательно выстроенного против него заговора. Интрига по завоеванию членов ЦК строилась, по его мнению, на лести, обещаниях организации их поездок в Россию, обвинениях оппонентов в «правизне», социал-демократизме и т. д. Явно намекая на низкий уровень политических способностей членов ЦК, Пенелон считал, что на них нетрудно было произвести серьезное впечатление этими обвинениями, особенно в силу выдвижения их авторитетными руководителями Гиольди и Ромо, за спиной которых стояли делегаты Коминтерна и Профинтерна[1137]. Пренебрежительное отношение к обожавшей его партийной массе было прямым следствием культа личности Пенелона, сложившегося при прямом участии Кодовильи и Гиольди. Свое нежелание и неумение организовывать коллективную работу в аргентинской секции Коминтерна ее лидер объяснял предельно просто: в партии нет способных товарищей. КПА была приучена к тому, что на любом важном мероприятии должны были выступать Пенелон или Гиольди, которых никто не мог заменить. В партии отсутствовала система подготовки новых активистов. По мнению лидера аргентинских коммунистов, должна была действовать четкая система выполнения поручений руководства. На протяжении ряда лет партийные функционеры, не проходившие школу участия в обсуждении политических вопросов с признанными вождями КПА, были лишены возможности идейного и организационного роста, а партия лишена резерва руководителей. Такая ситуация вполне устраивала Пенелона (и до определенного момента не замечалась его соратниками), поскольку объективно способствовала укреплению его культа личности в партии[1138].