При этом обе стороны признавали — различные точки зрения не могли стать причиной конфликта. С точки зрения Гиольди инцидент стал значительным после обнародования Пенелоном разногласий по чилийскому вопросу, не обсужденных ни в ЮАСКИ, ни в ЦК КПА, на беспартийном митинге. Руководитель Южноамериканского секретариата пришел к выводу, что Вильямс и Гиольди, которые первоначально даже не считали нужным ставить этот вопрос в ЦК или раздувать его, подняли шумиху, потому что в развернутой ими борьбе за руководство партии «все средства хороши» [1149]. В данном случае обе стороны точно оценили мотивы своих оппонентов — одни искали повод, чтобы спровоцировать конфликт, другие охотно шли им навстречу, предоставляя такой повод и не задумываясь о последствиях своих высказываний.

Без сомнения, в критике, развернутой группой Р. Гиольди, было рациональное зерно: работа в ЮАСКИ оказалась совершенно заброшена его руководителем либо блокировалась им в тех случаях, когда его взгляды оказывались точкой зрения меньшинства. Так, в момент обсуждения в Секретариате вопроса об опасности империалистической войны Гиольди, готовивший манифест для публикации в теоретическом органе ЮАСКИ, выдвинул лозунг «Ни одного фунта мяса, ни одной фанеги[1150] зерна контрреволюционным армиям и т. д.». Однако Пенелон категорически заявил, что в случае принятия подобного лозунга он, как ответственный за южноамериканскую работу, наложит вето на резолюцию и манифест выйдет без этого призыва. Лозунг бойкота показался секретарю ЮАСКИ преждевременным и «малопрактичным», неспособным гарантировать превращение антивоенной пропаганды в массовую агитацию. При этом он исходил из невозможности сконцентрировать усилия южноамериканских рабоче-крестьянских масс, направляя их на совместные действия против войны, и руководить ими «с какой-либо долей успеха». Пенелон предложил наряду с манифестом подготовить тайный циркуляр Секретариата партиям с практическими директивами по развертыванию агитации во всех южноамериканских странах в случае объявления войны.

Во время дискуссии секретарь ЮАСКИ усмотрел наличие у делегата ИККИ «авантюристической тенденции», когда в расчет не принимается реальность «как в плане организации, так и в плане ориентации», и не преминул информировать о ней через Кодовилью руководство III Интернационала [1151]. А Вильямсу он заявил в полном соответствии с духом и буквой разъяснений, данных Зиновьевым по поводу характера взаимоотношений с представителем Коминтерна, что если последний считает его позицию неправильной, то может обратиться в Москву и что он также апеллирует к высшим инстанциям. Однако, противопоставив свой авторитет члена ИККИ и руководителя ЮАСКИ авторитету представителя III Интернационала, Пенелон явно не учел обстоятельства чрезвычайной важности — эра Зиновьева в Коминтерне завершилась, расклад сил в высшей иерархии Коминтерна изменился, незаметно стал трансформироваться характер отношений между ИККИ и партиями[1152].