Кодовилье и Эмберу-Дро не удалось остановить дискуссию по ключевым вопросам противостояния внутри КПА. Более того, как только в Москву вернулся Вильямс, дебаты развернулись параллельно и в кабинетах Исполкома III Интернационала и с не меньшим пылом, чем в Аргентине. В обоих случаях имело место не столько столкновение идей, сколько явно выраженный персональный конфликт. Только роль Пенелона в Москве играл Кодовилья, а позицию «большинства» в полемике представлял Михайлов. Перед членами аргентинской комиссии Латинского секретариата ИККИ развернулось драматическое противостояние двух ярких личностей, от исхода которого зависела судьба и компартии Аргентины, и Южноамериканского секретариата Коминтерна.

Представитель КПА в Москве буквально обрушил на южноамериканского делегата ИККИ град обвинений, сводившихся к тому, что именно тот оказался катализатором партийного кризиса. С подлинно итальянской страстью он выплеснул на членов Латинского секретариата долго сдерживаемые эмоции буквально в первые мгновения этой дискуссии, которая свелась к словесной дуэли Кодовильи и Михайлова, диалогу, лишь изредка перебивавшемуся наводящими вопросами присутствовавших при этом секундантов — ответственных работников Коминтерна. Обвинительный пафос ни на минуту не оставлял его на всем протяжении дискуссии. «Трудно сохранять спокойствие, выслушав такой доклад, как сделал Вильямс, который после участия, более того, после руководства фракционной работой внутри ЦК КПА[1222] появляется здесь, прикидываясь невиновным, выставляя себя человеком, который находится в стороне от событий…» — атаковал Кодовилья Михайлова, требуя от русского коммуниста признания в том, каково было его участие в создании «этой ядовитой атмосферы или интриг»[1223]. Представитель КПА прямо обвинил делегата Коминтерна в инициировании кризиса, которого бы, с его точки зрения, не произошло, «если бы не интриги Вильямса», разрушившие однородное руководство партии, сложившееся во время ее большевизации.

«Большинство» обвинялось в нежелании привлечь массы к участию в выработке политической линии партии, в сокрытии политической дискуссии и «препятствовании, таким образом, идеологическому усилению партии»[1224]. По утверждению Кодовильи, сторонники «большинства» совершенно сознательно скрывали эти разногласия, чтобы «затем заложить эту бомбу под внутреннее положение партии, доведя ее до кризиса, делающего необходимым отправление делегации [в Москву]». По мнению аргентинского представителя, у делегата Коминтерна была корыстная личная цель: поставить вопрос о кризисе в аргентинской партии непосредственно перед ИККИ, чтобы, продемонстрировав наличие больших разногласий внутри ЦК КПА, «суметь оправдать впоследствии возможную деятельность представителя КИ в Аргентине»[1225]. Кодовилья явно забывал о мере собственной ответственности, ибо на всем протяжении кризиса из Москвы шли телеграммы, в том числе и за его подписью, запрещавшие проведение дискуссии. На это присутствующим указал Вильямс, косвенно обвинивший аргентинца в том, что тот, долго не признавая наличие разногласий в КПА и требуя прекратить дискуссию, способствовал углублению противоречий, всеми силами препятствовал вмешательству со стороны Коминтерна[1226].