Отстаивая позиции Пенелона, Кодовилья защищал и себя, так как, будучи единственным человеком в Москве, владевшим всей информацией, какой бы она ни была противоречивой, и недооценивая (или сознательно преуменьшая) опасность кризиса, он фактически дезинформировал руководство Коминтерна. Темперамент не позволял аргентинскому функционеру ИККИ скрывать свои потаенные мысли. Личная заинтересованность ясно просматривалась там, где он и не предполагал, например при обвинении Вильямса в неоднократных попытках «заставить отозвать меня из Москвы и заменить на другого товарища», регулярно отвергавшихся, как он утверждал, всей партией, всеми ее законными инстанциями, «постоянно констатирующими политическую солидарность со мной»[1227]. Эти его утверждения вступали в очевидное противоречие с реальностью: «большинство» категорически настаивало на замене Кодовильи в Москве на Р. Гиольди, хотя и подчеркивало при этом его политический авторитет.

Объясняя нежелание вернуться в Аргентину для участия в ликвидации партийного кризиса, аргентинский представитель в штаб-квартире Коминтерна заранее оправдывал свои возможные трудности тем, что кризис был спровоцирован делегатами III Интернационала и Профинтерна, которые могли использовать свой авторитет для осложнения его урегулирования, и требовал принять серьезные меры против Вильямса, дабы «продемонстрировать партии, что К.И. не поддерживает интриги своего делегата»[1228]. Непременным условием скорейшего возвращения в Аргентину Кодовилья считал осуждение всемирной компартией действий своего южноамериканского делегата и его наказание. Он явно ощущал себя Мессией, способным «спасти то, что еще можно спасти после осуществленных Вильямсом интриг»[1229], но предпочитал, чтобы Коминтерн расчистил для его миссии идеологическое и политическое пространство. Личностный характер атаки Кодовильи на эмиссара ИККИ не заметить невозможно: это проявлялось не только в оценках его действий, но и в том, как это делал аргентинский делегат, применяя классические методы риторики. «Вильямс здесь невинно заявляет, что не получил точных инструкций К.И. и Профинтерна по профсоюзной тактике. Я должен сказать, что это не так. Надо ответить Вильямсу, что вместо того, чтобы применять как представителю КИ нашу тактику, он ее саботировал…»[1230]. Кодовилья полон сарказма по отношению к своему оппоненту. «Эта манера смешна, совершенно смешна»[1231], — так оценивается линия поведения московского посланца при разработке тактики противодействия подготовке империалистической войны против СССР. Комментируя оценки Вильямсом действий Пенелона в муниципалитете, когда тот отказался представить предложения о протесте против осуждения Сакко и Ванцетти, отдав инициативу социалистам, Кодовилья «срезает» оратора: «Это не так, и если Вы не понимаете по-испански, то это не моя вина»[1232].