Это еще не было признанием поражения, но начавшееся отступление было симптоматичным. Доводы Кодовильи, высказанные в ходе предыдущего разбирательства, не являлись гласом вопиющего в пустыне. Они оказали воздействие на значительную часть аппарата ИККИ, и поэтому как опытный аппаратчик аргентинский делегат в Коминтерне должен был менять свое отношение к обсуждавшимся проблемам и к личности Пенелона настолько незаметно для окружающих, чтобы его первоначальные взгляды как бы канули для них в Лету. Резкую перемену взглядов могли оценить не так, как этого хотелось Кодовилье. Ведь речь шла о «сдаче» в конечном итоге Пенелона, а предательство не делает чести человеку, на протяжении длительного времени с ним солидарного. Комбинация была многоходовой, когда же она завершилась, то в памяти осталась непримиримая борьба Кодовильи за марксистско-ленинские принципы, более того, он был объявлен идеологом и инициатором этой борьбы. Вскоре никто не вспоминал о Кодовилье — надежде и опоре «меньшинства» в Москве, в историю аргентинской компартии он вошел как победитель над «пенелонизмом».

Следует обратить внимание на то, что «большинство» ЦК КПА, зная характер делегата партии в штаб-квартире Коминтерна, понимали, что под влиянием обстоятельств он может изменить свою позицию, и оперативно постаралось ему подыграть, выставив его жертвой махинаций, но не Вильямса, а Пенелона и. Зиновьева. На расширенном пленуме ЦК КПА в декабре 1927 г. прозвучали слова о том, что появившееся в октябре 1926 г. (!) письмо аргентинского представителя в Москве, где он настаивал на мерах против «интригана Раймона», было составлено на основе ложной информации Зиновьева, недолюбливавшего Михайлова за упорную борьбу с оппозицией внутри ВКП(б)[1245]. Там же было заявлено: Пенелон дезинформировал Кодовилью во время кризиса, но аргентинский делегат в ИККИ трезво оценил обстановку и советовал сохранять спокойствие, участвовать в общей партийной работе, что было вывернуто наизнанку «меньшинством» ЦК КПА. Ни та, ни другая информация не соответствовали действительности.

Оппоненты Пенелона, конечно же, ясно представляли себе роль Кодовильи в развитии кризиса, точно так же им должно было быть известно и о содержании беседы Зиновьева с аргентинским представителем, состоявшейся в связи с назначением Михайлова для поездки в Южную Америку. Дело было не в этом. «Большинство» ЦК КПА, несмотря на благоприятные для него результаты внутрипартийного референдума, не могло потребовать дисциплинарных мер одновременно в отношении и Пенелона, и Кодовильи. А позволить бывшему соратнику лидера партии остаться в стороне также было опасно, учитывая степень его влияния. Не удивительно их стремление выставить его своим союзником, и опытный функционер с готовностью ухватился за такую возможность. Ссылка же на Зиновьева знаменовала собой новый этап во внутрипартийной склоке. Противостояние из разряда конфликтов между личностями в КПА и ЮАСКИ в связи с национальными проблемами переводилось в разряд конфликтов международного масштаба между большинством Коминтерна и оппозицией в ВКП(б). Рассмотрение положения дел в таком ключе могло стать еще более тяжелым испытанием для Пенелона, ибо он фактически выставлялся сторонником зиновьевской оппозиции.