– Ну и хорошо.

– И у него есть сорока, которую он обожает.

– Шикарно! – насмешливо воскликнула она.

– Чудесный садовник-огородник, прекрасный повар-самоучка.

– Кто? Сорока?

Мой хохот раскатистым эхом пробежал по волнистой крыше.

Я разделила конфеты. Мы съели по одной. А потом стали играть: у кого на теплом языке медленнее расплавится вторая конфета.

Брайди, с трудом двигая языком, произнесла:

– Это как последняя трапеза перед казнью.

Тут я подумала о пациентке, подвинувшейся рассудком из-за гриппа, той, что выпрыгнула из окна и убилась. Но я ни слова не сказала, позволив Брайди насладиться своей конфетой.

Я озябла, но мне было все равно. Подняла лицо к звездному небу и выдохнула длинное облачко пара.

– А знаешь, что у других планет есть множество своих лун, а не одна-единственная, как у нас?

– Брось!

– Но это факт! Я узнала об этом из научной книги. У Нептуна – три, а у Юпитера – целых восемь… А, нет, ученые уже нашли девятую, сделав фотоснимок на очень длинной выдержке.

Брайди насмешливо склонила голову, словно я ее дурачила.

И тут меня осенило, что девятая луна Юпитера, очень может быть, и не последняя; со временем астрономы вполне могут открывать все новые и новые спутники. Может быть, если у них появятся более мощные телескопы, они обнаружат и десятую, и одиннадцатую, и двенадцатую луну Юпитера. От мысли, что там, в вышине, обретается такое сияющее множество тел, у меня голова пошла кругом. Да и здесь такое же множество тел. Суетящиеся поколения, живые, занятые своими делами… пускай даже нас куда меньше, чем бессловесных умерших.

Внизу на улице мужчина запел.

– Надо бы сбросить ему что-нибудь на голову, – предложила я.

– Не надо, – рассмеялась Брайди. – Мне нравится эта старая песня.

– Ты удостоишь ее названием?