– Господи! Бедняга. Все они бедняги!

Только сейчас мне в голову пришла мысль, что война, быть может, закалила и превратила их дружбу в нечто такое, чему трудно дать название и невозможно описать. Какая же я дура, что раньше об этом не подумала! Но о таком я никогда бы и не осмелилась расспрашивать Тима, как я бы никогда не осмелилась поделиться с ним тем, что произошло между мной и Брайди на крыше больницы.

Несмотря на то что мы обе совсем окоченели от холода, ни она, ни я не собирались оттуда уходить. Во время беседы наши шевелящиеся губы много раз оказывались очень близко, и мы умолкали, чтобы опять слиться в поцелуе. Мне было так радостно, казалось, я лопну от счастья, и в промежутках между поцелуями меня прямо-таки захлестывало ликование.

Когда же впервые между нами пробежала искра, а потом разгорелась в обжигающее пламя? Я и не заметила: слишком была занята своими делами. Со всеми этим рождениями, беспорядочно происходившими после смертей, – когда бы я стала задумываться о такой ерунде, как мои новые чувства, тем более тревожиться о них?

Мы обе принялись зевать.

– Это было безумие – тащить тебя сюда, – произнесла я. – Тебе же надо поспать.

– А тебе нет?

– Я привыкла не спать, я крепкая.

– А я еще крепче, – с улыбкой заметила Брайди, – и моложе, и выносливее.

С этим не поспоришь.

– Поспим после смерти, – добавила она.

Глаза слипались, но меня переполнял такой восторг, что казалось, я больше никогда не захочу спать.

Но мы обе умолкли и, сами того не осознавая, похоже, уснули, потому что я очнулась, когда лежавшая рядом со мной на скате крыши Брайди шевельнулась. Я вытянула затекшую шею. Большая Медведица уползла в другую часть ночного неба: наверное, мы проспали несколько часов.

– Ой, мышцу свело! – воскликнула Брайди, пытаясь выпрямить ногу.

Поежившись, я призналась, что вообще не чувствую ног. Я постучала пяткой по шиферному склону. Нога была как чужая.

– Жутко хочу пить, – призналась Брайди.

Жаль, у меня не было для нее второго апельсина.

– Хочешь, спустимся в столовую и там выпьешь чаю?

– Я не хочу никуда идти.

Она смотрела на меня с такой любовью, что у меня голова закружилась. Казалось, крыша была воздушным судном, парящим над растленным миром, и с нами ничего не могло случиться, покуда мы держались за руки, сплетя заледеневшие пальцы так крепко, что не понимали, где чьи.