Кивок в сторону младенца Уайта.

Как только монахиня вышла из палаты, я встретилась взглядом с Брайди. На ее губах сияла улыбка.

– И что теперь? – спросила она.

Онор Уайт раскраснелась после паровой ингаляции. Я решила, что с нее хватит.

Я обтерла ей лицо холодной влажной салфеткой.

– Вам стало полегче, миссис Уайт?

В ответ она только забормотала очередную молитву. Я проверила ее нагрудный бандаж. Едва влажный. Молоко у нее еще не пришло. Я ослабила повязку, чтобы та не сдерживала ее свистящего дыхания.

– Брайди, сделай, пожалуйста, миссис Уайт горячего лимонаду, пока я осматриваю миссис О’Рахилли!

Молоденькая мать кормила свою дочку, чья головка уже начала скругляться. Лицо Мэри О’Рахилли выражало безмятежность, а пустой поднос рядом с ней свидетельствовал, что она хорошо поела. Но мой взгляд невольно остановился на покрывавших ее запястья темных пятнах – синяках.

И словно читая мои мысли, она упомянула его:

– Мистер О’Рахилли придет за Юнис завтра и отнесет крестить. Его впустят только в вестибюль для посетителей, а ее принесут ему.

– Очень хорошо.

Я наблюдала за ее лицом. Хочет ли она вернуться домой, к мужу, или одновременно этого боится?

Не лезь, Джулия. Брак – дело частное и таинственное.

Я обернулась к Делии Гарретт.

– Вижу, вы уже собрались. Прежде чем одеть, я сменю вам бандаж.

Сняв повязку, я увидела, что марля насквозь пропитана молоком.

Она отвернулась.

Какая жалость, эти налитые груди напрасно полны молока. Я подумала, много ли времени им понадобится, чтобы смириться с тем, что кормить некого.