Такое же точно разочарование пережил герой другого рассказа Абрамова «Гамлеты – пара на грош» (№ 12). Он был учителем в одной кубанской станице, увлекался своим делом и, как подобало народнику-интеллигенту, страстно любил народ и восхищался его обычаями и укладом жизни. Однако, когда он пожил в станице и ближе присмотрелся к тому, что вокруг него происходит, он с ужасом убедился, «что в станичной жизни, под ее видимой патриархальностью, царила самая бессовестная эксплоатация, самый бесшабашный разбой и что в этом разбое принимали участие почти все казаки, показавшиеся мне такими славными, добрыми, хорошими людьми».

«И что всего ужаснее, – говорит этот разочарованный народник, – это то, что когда я понял, какие разбойники были все эти добродушно улыбающиеся старики и солидные казаки, я в то же время ясно видел, что в сущности они были все-таки добрыми людьми».

«И что всего ужаснее, – говорит этот разочарованный народник, – это то, что когда я понял, какие разбойники были все эти добродушно улыбающиеся старики и солидные казаки, я в то же время ясно видел, что в сущности они были все-таки добрыми людьми».

Другими словами, он убедился, что дело – не в их нравственных качествах, а в наличности каких-то объективных условий, заставляющих «добрых и хороших» людей обращаться в эксплоататоров и разбойников. Было бы ошибкой думать, что это разочарование в деревне – черта, свойственная исключительно героям очерков и рассказов Абрамова (имеющих, кстати сказать, несомненное автобиографическое значение) и порожденная специфическими условиями жизни на Кубани. То, что Абрамов говорит о Кубани и о своих героях, то Алкандров (Скабичевский) повторяет по отношению ко всей России и ко всей народнической интеллигенции («Литература в жизни и жизнь в литературе», № 2 за 1882 г., стр. 43 – 49).

«60-е годы, – пишет Скабичевский, – этот абстрактный период нашего умственного движения… завещали нам ряд обольстительных иллюзий, с которыми нам приходится ныне разделываться… В каждом мужике и бабе мы предполагали полную солидарность со всеми нашими дорогими убеждениями и были уверены, что стоит нам появиться в народной среде и произнести там несколько слов, как сейчас же все таящиеся в глубине народной души несознанные инстинкты тотчас же всплывут наружу, получат определенную формулировку, нас, конечно, тотчас же подхватят на руки и понесут, как каких-нибудь прометеев. Но первое практическое столкновение с народною средою, первое ознакомление с конкретными фактами народного быта должны были неминуемо поставить изучателей и наблюдателей в полное недоумение».