Озеро бурь

Озеро бурь

Какая прелесть Охрид! Несколько дней пробыли там и не могли наглядеться. До сих пор в глазах очарование пустынного озера, каскады зеленых холмов, застывших над синью воды, мрачный контур албанских гор с яркими снежными впадинами.

По утрам из рассветной пепельной мглы поднимается к небу гранями скал величавая чаша, – и до вечерней зари кисть неутомимого воздуха творит над нею фантастический вымысел. Каждый день до полудня – мирная гладь с муаром нежных течений, дыхание далеких колеблющихся берегов, игра осколками отраженного солнца. И каждый день после полудня – внезапная буря, взметенные тучи вверху, мутная злоба внизу. И бешеная пена на губах волн.

Не бывает никогда ни одного паруса. Нельзя – из-за бурь.

У берега – неуклюжие туземные лодки, с поплавками по обеим сторонам в виде вздутых боков. Притаились на волнах тут же, невдалеке. И только одна царица Охридского озера – моторная баржа «Королевич Марко» – владеет этой водной пучиной без меры в ширину (30 км), без конца в длину (55 км), не боится окриков ветра, громовых туч, перекатов воды.

Качается, накреняется, вертится, дрожит, трещит, стонет – и все-таки идет… Вперед.

Нужно ли говорить, что баржа эта русская? И капитан русский? И все три матроса – русские? А один даже граф?

По живописной горе, увенчанной развалинами римской крепости, спускается к озеру город. Деревянные турецкие лачуги, будто плетения из узких почерневших досок, висят друг над другом, глядят в соседние крыши балкончиками на косых прогнивших подпорках. Над крутыми улицами – наверху тесьма голубого неба; а по бокам, в два и три этажа, черные окна как дыры, и черные дыры как окна, решетки, перила, белье, ковры, панталоны, виноградные лозы, халаты, цветы, кастрюли, метлы, мочала, тряпки, одеяла… И слышно – шуршат внутри: люди, люди и люди. О, глупое социальное животное человек… Ведь, на десятки верст вокруг пусто!

Даже в озеро забрались последние домики. Полощутся в воде позеленевшие ступеньки, дрожат от ласковой волны готовые рухнуть мостки для причала. И бедные дети! За железными решетками окон видны бескровные личики – их некуда выпустить. Двор из четырех каменных плит, от забора до забора распластывается для сушки одна простыня.

Какая прелесть Охрид! Несколько дней прожили там и не могли наглядеться. Но, не дай Бог, застрять здесь, пробыть два, три года.

Красота и Жизнь – извечные взаимные интриганы.

* * *

– Клопы!

Это жуткое слово произнес в 10 час. 25 минут вечера в день прибытия в охридскую гостиницу Николай Захарович. Он стоял над своею кроватью, отбросив в сторону одеяло и осторожно приподнимая подушку за самый кончик, точно боясь, что она взорвется.