12 января начался обстрел Бастилии из подготовленных к бою пушек, взятых парижанами в Арсенале. Бомбардировка была скорее символической, артиллерия Бастилии не отвечала. Комендант по протекции, брат «отца Жозефа» не был отважным воином; блокированный со своим гарнизоном в два десятка человек, лишенный подвоза продовольствия, он пребывал в растерянности, как, впрочем, и все командование королевской армии.

Конде в эти дни перенес свой штаб в Сен-Дени, вознамерившись бомбардировать Париж, внезапно овладев высотами Монмартра (из этой попытки ничего не вышло); на судьбу Бастилии махнули рукой. Дю Трамбле обещал сдать крепость к 14 января, если не получит помощи, но не смог выдержать даже два дня. Сдача произошла в полдень, 13 января, после возобновления канонады.

Так второй раз в своей истории пала Бастилия. Впервые она была взята в 1413 г. во время восстания кабошьенов. В третий раз, через 140 лет, она падет вместе с абсолютной монархией.

Новым комендантом Бастилии Военный совет по предложению Конти назначил Брусселя; фактически эту должность исполнял его сын де Лувьер, лейтенант гвардии.

13 января парламент принял постановление о наложении секвестра на всё имущество Мазарини; принялись описывать движимость его парижского особняка, готовясь к ее распродаже. Было также опечатано имущество известных банкиров кардинала, однако никакой массы наличных денег (на что, видимо, рассчитывали) не было обнаружено. Более того, по отчету одного из этих банкиров, Томмазо Контарини, оказалось, что общий баланс счета Мазарини в его банке был пассивным: на текущих счетах кардинала и одного его подставного лица было 298 тыс. л., да долг Контарини кардиналу составлял 443 тыс. л., итого 741 тыс. л., но общая сумма долговых обязательств первого министра равнялась 974 тыс. л.[670]

Такие результаты никак не соответствовали вульгарным представлениям о наживающемся на войне королевском фаворите, но вполне понятны: в условиях финансового кризиса не только Мазарини, но и другие министры и генералы должны были тратить на государственные нужды свои собственные средства.

Разочарованные парламентарии приказали через своих комиссаров всем городским десятникам «посетить дома тех, кто мог бы дать деньги и установить размеры их платежей (régler leurs taxes)»[671]. Переход к принудительному обложению богачей был неизбежен…

13 января в сопровождении 400 всадников в Париж въехал еще один заступник — сам герцог Бофор. Он немедленно обратился к парламенту с просьбой рассмотреть обвинения, ставшие причиной его 5-летнего ареста. Слушание состоялось через два дня, и поскольку со стороны обвинения, понятно, никто не выступил, Бофор был объявлен полностью оправданным и занял свое место в Военном совете.