К середине января начальный этап войны закончился, на смену первому энтузиазму и первым успехам парижан пришли строгие будни. Правительство оправилось от растерянности, оставило мысли о быстрой капитуляции Парижа и приступило к организации регулярной блокады. К 16 января королевские гарнизоны заняли Ланьи на Марне и Корбей на Сене, перекрыв подвоз продовольствия по этим рекам с дальних подступов.

Конечно, это было только начало: поставки сухим путем из близких деревень продолжались. Крестьяне всецело сочувствовали Парижу, помня, что парламент боролся за снижение тальи они не хотели лишаться своих привычных покупателей, да и возможность хорошо заработать на росте цен побуждала к риску А цены на зерно, временно сбитые энергичными мерами городских властей, с началом регулярной блокады неумолимо повышались. Сетье пшеницы лучшего качества, стоивший 13 января 22 л., к  27 января подорожал почти вдвое, до 40 л. За тот же срок в 2 раза выросла и цена сетье ржи лучшего качества (с 9 до 18 л.).

Крестьяне, торговавшие с Парижем, должны были заботиться о самообороне. 14 января Менардо сообщил в Военном совете: «Многие жители окрестных деревень просят дать им оружие и обещают вернуть его после окончания смуты». Было решено разрешить им покупать оружие в Париже, с тем чтобы затраченные на покупку суммы были вычтены из их тальи[672].

Впрочем, известен и случай бесплатной выдачи 100 мушкетов жителям Вильжюифа (к югу от столицы), куда был выслан и эскорт для препровождения в Париж их хлеба[673].

Вопрос об эскортировании продовольствия приобрел особую важность, стал главной задачей формирующейся парижской армии. 12 января депутация булочников из Гонесса, славного своими пекарнями (о его булочках Летелье перед началом войны говорил, что без них Париж не выдержит и двух недель) просила прислать эскорт за их 600 повозками с хлебами; при этом гонесцы заверяли, что у них «всё хорошо баррикадировано» и что «они, вместе с их соседями, вооружены и готовы к обороне»[674]. Городская милиция готова была выступить в поход за булочками, но получила отказ от командовавшего на этом направлении Буйона: расположенный к северу от Парижа Гонесс был отделен от него правительственными постами в Сен-Дени и Обервилье, и герцог справедливо опасался, что эта экспедиция обернется резней необученной городской пехоты в открытом поле, а обученных военных частей под рукой еще не было.

Планы создания армии быстро расширялись. Если на первом заседании Военного совета 11 января было решено иметь 4.800 кавалеристов и 2 тыс. пехотинцев, то к 16 января желательная численность возросла до 6 тыс. всадников и 14 тыс. пехоты; на такую армию нужно было бы тратить около 30 тыс. л. в день[675]. «Комиссии» на набор полков штамповались в Военном совете одна за другой, денег не жалели. На набор кавалерийского полка из 400 всадников его будущий командир получал единовременно 120 тыс. л. из парламентских и городских фондов[676], которые вскоре стали показывать дно.