В изображении парламентариев дело выглядело так, что уже можно было надеяться на благодетельные последствия исхлопоченной ими декларации, как вдруг Мазарини среди ночи похитил короля, облыжно обвинил парламент в заговоре и осадил Париж; цель же коварного кардинала — «установить свою тиранию и сделаться абсолютным господином надо всем самым уважаемым в государстве (т. е. над парламентом. — В.М.)».

Итак, парламент поставил цель сделать лозунг «Долой Мазарини!» общефранцузским.

Однако оказалось, что такой объединяющей и мобилизующей силой этот призыв не обладает.

Парижский парламент придавал большое значение тому, чтобы его провинциальные коллеги приняли «антимазаринистские» акты, аналогичные его акту от 8 января. Но все провинциалы воздержались от того, чтобы самим выносить приговор первому министру (хотя слухи о таких якобы принятых «актах солидарности» в Париже распространялись, и даже печатались в виде брошюр поддельные тексты этих «постановлений»)[680].

Вопрос финансирования армии становился все более острым. Предлагали произвести секвестр всех наличных денег в кассах парижских откупщиков и сборщиков, но оказалось, что наличных-то там очень мало (потом уже стало обнаруживаться, что у многих предусмотрительных финансистов наличные хранились не в кассах, а в тайниках).

Призванный в ратушу 17 января мэтр Адриан Монтань, генеральный откупщик эда, заявил, что у него нет средств даже на платежи городским рантье из-за прекращения поступлений: сокращая в октябре 1648 г. парижские налоговые сборы и тем расшатывая дисциплину налогоплательщиков, парламентарии не предвидели, что эти деньги могут понадобиться им самим[681].

Тогда 19 января парламент принял радикальное постановление: применить секвестр всех фондов сборщиков и откупщиков налогов ко всей территории его округа, т. е. почти ко всей северной половине Франции. Это предложенное Брусселем решение означало, что отныне все генеральства и элекции, все местные бюро откупов должны были сделать выбор: они за правительство или за парламент? Посылать ли им собранные налоги в Париж или в Сен-Жермен? Но привезти деньги в осажденную столицу было непросто, и соответствующим городам (которые тоже должны были политически определиться) предписывалось «выделять эскорт для их сопровождения»; доставленные суммы следовало хранить в Парижской ратуше и без санкции парламента не расходовать. Парламент гарантировал аккуратные выплаты рент и жалованья только сторонникам «общего дела» — «ренты же, причитающиеся лицам, примкнувшим к враждебной партии, выплачиваться не будут, но пойдут на общественные нужды»[682].