Одно из следствий сидения в коляске: Йелю ничего было не видно из-за спин людей. Он узнал только угол спальни Эбютерн.

Когда-то, давным-давно, он представлял, как на открытие выставки вкатит на коляске Нору. Представлял, как будет проталкивать ее впереди всех.

Здесь были и Шарпы. Они протиснулись к нему, и Эсме наклонилась и неловко окутала его своими тонкими руками. Эсме и Аллен, святые люди, то и дело звонили и спрашивали, не нужно ли ему чего. Когда он в первый раз надолго лег в больницу, Эсме принесла ему стопку романов. Они не были близкими друзьями, не обменивались сплетнями за ланчем, но они сами вызвались облегчить его положение.

– Осмотрим выставку? – сказала Эсме.

И, пока Фиону осаждал один тип, объяснявший ей во всех подробностях, как он познакомился с мужем Норы, Сесилия с Шарпами повезли Йеля, прося людей расступиться.

Картины располагались внутри небольшого лабиринта из стен, художник за художником, в строгом хронологическом порядке, и Сесилия предложила начать с конца. Каждую группу картин сопровождала масса письменных пояснений. Восторженные описания Фудзиты обрамлялись письмами и заметками. Здесь, на фоне снежного поля стены, был его рисунок тушью, изображавший Нору в зеленом платье.

За годы, прошедшие с тех пор, как Йель впервые увидел эти картины, они обрели ауру знаменитых творений. Известность придавала им значимость, заставляя мозг откликаться на знакомый образ. Словно ты встретил на углу старого друга, которого не видел много лет. Словно нашел старый школьный учебник истории, и смутное узнавание сообщило ему нечто священное.

Эсме прошла с ним мимо группы людей, среди которых были родители Фионы, не взглянувшие в его сторону, и Дэбра, взглянувшая, но с таким отсутствующим видом, словно не узнала его. Она и сама изменилась – округлилась, похорошела. Фиона ему говорила, что она встречается с банкиром из Грин-Бэя, занимающимся инвестициями. Это не походило на жизнь, полную безумных приключений, которой Йель желал ей, но тоже радовало.

Неожиданно над ним навис Уорнер Бэйтс из «АРТ-новостей», загораживая обзор, и представил его пожилой паре, смотревшей на Йеля с нескрываемым ужасом. Он не протянул им руку; он пощадил их чувства.

– Это триумф, Йель! – сказал Уорнер. – Ты должен быть очень счастлив!

– Я счастлив. Просто не верится, что все получилось.

– Это все твоя заслуга, ты же знаешь, – Уорнер повернулся к паре. – Это парень, который устроил все это.

Они повернули к началу выставки. Наконец перед ними были работы Ранко: две картины и три эскиза с коровами. Фиона присоединилась к ним и сжала ему руку, а Эсме сказала: