Великогерманские тенденции 40-х годов основывались на твердом убеждении, что Германия является более передовой и более революционной страной и что слияние Австрии с немецкими землями облегчит победу революции в обеих странах. О реакционной Германии австрийские оппозиционеры думали так же мало, как и германцы не беспокоились об Австрии, в которой побеждала реакция, потому что в данном случае вместо помощи они взвалили бы на себя обузу. И никто из деятелей 1848 г. не был «великогерманцем» ради «великой Германии», а только исключительно ради свободы. И действительно, после неудачного исхода революции 1848 г. идея «великой свободной Германии» становилась все менее популярной, а после 1860 г. стало уже совершенно ясно, что удобный момент для ее осуществления прошел навсегда, и лишь очень немногие еще продолжали говорить о «великой свободной Германии». В истории об этом уже больше не упоминалось. А то «великогерманское движение», которое возродилось в Австрии в 80-е годы, не имело ничего общего с движением 1848 г. Это было прямо противоположное ему реакционное движение, лишь прикрывавшееся фразами о свободе, чтобы обманывать беспечных и легковерных.

Но даже и в канун революции 1848 г. великогерманские тенденции не имели в Австрии такого широкого распространения, как это можно было бы ожидать, судя по общей ситуации, в силу той простой причины, что Австрия являлась многонациональным государством. Объединение германского и австрийского революционного движения было бы в интересах австрийских земель, но в Австрии, кроме того, существовали молодые национальные движения чехов, хорватов, словен и других неавстрийских народов, для которых главным было их освобождение, а не присоединение к «великой Германии».

Некоторые из деятелей предмартовского периода, хотя и не все, были готовы при решении великогерманской проблемы отказаться от земель «исторических народов» (Венгрия, Польша, Италия). В отношении же других национальностей они утешали себя надеждой, что все «обойдется», так как национальные чувства этих народов настолько слабы, что они «и не почувствуют» ничего.

Кроме того, по их мнению, включение в «великое германское государство» земель «отсталых национальностей» принесло бы последним пользу в смысле экономического и культурного их развития. Но как раз наиболее умные из деятелей предмартовского периода, например Грилльпарцер, не разделяли столь оптимистических настроений. Они не хотели гибели Австрии, которую они рассматривали не только как тюрьму народов. Но они знали, что «так просто все не обойдется», предчувствуя, что борьба развязанных революцией сил приведет к гибели Австрийской империи.