— У меня, однако, штоб друг друга блюли, штоб все поровну промеж вас. Вместе идете — вместе и к родному порогу должны возвернуться. Ежели кто один явится — не пущу. Так и знайте. Воюйте честно: по-нашенски, по-сибирски, штоб отцу гордость была, а матери утеха. На том и сказ мой…

Годами братья были еще молоды, но по-таежному — кряжисты и выносливы. Вдвоем уже хаживали на медведя, стреляли без промаха. Но воевать сразу после призыва не пришлось, как приходилось многим: братьев направили на Дальний Восток, а уж оттуда через год привезли на пополнение десантных бригад, стоявших под Могилевом.

Якушкины дохлебали тюрю, и меньшой, Петро, вылив остатки молока в рот, поставил котелок на макушку пригорка, чтоб снять с пояса фляжку с водой и ополоснуть потом посудину; но едва он потянулся руками к ремню, как над головой звонко щелкнуло, котелок подпрыгнул и сам, словно живой, скакнул ему в руки. Петро ухватил его за дужку, с изумлением глянул на сквозное отверстие — с одной стороны поменьше, с другой — побольше, с рваными выпяченными краями.

— О, глянь, — сказал он Михайле. — Вот собака! Какую посудину испортил.

Михайло недовольно заворчал (он имел на это право как старший):

— Пошто ставил туда? Котелок-то совсем новый. Эх, Петча! Бить-то тебя некому. Из чего таперя есть будем?

— Дак найдем, однако, — стал утешать его Петро. — Немецкий найдем. Удобней на ремне таскать, с крышкой, опять же.

— С крышкой, с крышкой, — передразнил Михайло. — Я из этой погани жрать не буду и тебе не велю. Што таперича бате напишем? Котелок, мол, не уберегли. Ротозеями назовет, — он отобрал из рук брата котелок, с сожалением человека, приученного беречь всякую мелочь, оглядел его, поцокал языком и, протянув руку, осторожно сунул его опять на макушку пригорка.

Выстрел ударил почти немедленно. Котелок перелетел через их головы и, бренча, покатился вниз по пригорку. Михайло проводил его взглядом, раздумчиво заметил:

— Однако, где-то прямо с моста бьет.

— Как же с моста? — засомневался Петро. — Вот же мы сами наверху были, на мост глядели — и ничего.

— Вот то-то и счастье наше, что ничего. Видать, только што позицию занял. Вот ирод! Надо его усмотреть, своим сказать. А то дело обернется плохо.

Магистральный мост, с взорванным посередине пролетом, висел над рекой почти прямо перед ними. Огромные металлические балки вместе с арматурой, стягивающие основу моста, были оборваны, искорежены чудовищным взрывом; концы их, как полоски жести, перекрученные и свитые в бараний рог, висели над провалом. Снайпер именно в них мог найти себе самое удобное и самое неуязвимое место. Заляжет в завитую балку — и ничем его не возьмешь, а у него все на глазах.