Еще один интересный аспект, предложенный Тоффлером. Отнесение части вопросов к ведению неправительственных международных органов, сопряженное с децентрализацией власти при непрекращающемся техническом прогрессе, попросту должно стереть с лица земли национальные государства и национальную политику, поскольку им здесь места просто не остается. Но как раз в этой ситуации, где все грозит выйти изпод контроля, и нужна единая политическая воля высшего органа государственной власти. Именно он в состоянии обеспечить единообразную реализацию политических и социальных институтов на территории всей страны. Только за счет централизованной и жесткой власти, способной понять не только сегодняшнюю проблематику, но и грядущие перспективы, может удовлетворяться в болееменее справедливых границах социальный идеал человека демократического, правового общества.

Впрочем, можно усомниться в утверждении Тоффлера о том, что время «большинства» безвозвратно ушло и сам принцип утратил некогда присущий ему «гуманизм». В основе такого утверждения, как мы видели, лежит уверенность в общем благосостоянии нынешнего общества в том, что бедные слои общества составляют явное «меньшинство». Согласимся, что в такой оценке превалирует исключительно количественный критерий, который весьма и весьма условен. «Мне» кажется, что общее благосостояние масс позволяет рассчитывать на многие виды жизненно необходимых благ, но кажется ли это человеку, находящемуся сравнительно со мной на много низших ступенях социального обеспечения?

Да, в целом благосостояние общества растет, но это еще не означает, что отсутствует резкая дифференциация общества в сравнительном виде. Трудно предположить ситуацию, при которой число обеспеченных лиц больше числа граждан, имеющих, каждый в отдельности, меньшие блага, чем они. Следует обратить также внимание, что при всем утилитаризме и относительности, конъюнктурности и конформизме, практической непригодности к решению заявленных задач и достижению поставленных целей реализации идеи социального блага институты демократии играют роль фетиша, который никак не оправдывает высокой роли института, способного обеспечить человеческую свободу, но не отрицается ни при каких обстоятельствах.

Предположим, что если бы речь шла не о демократии, а о чемто ином, ни один из теоретиков либеральнодемократической доктрины, не сомневаясь ни минуты, не преминул бы высказать жестко негативную оценку системе, где нет ни одного абсолютного идеала и которая держится лишь за счет теории прогресса и историзма. В нашей ситуации все развивается с точностью «до наоборот». Мы говорим «демократия», но подразумеваем власть «меньшинства». Говорим «свобода», но сводим ее лишь к идее социального блага, анархической безответственности и голому морализму, который нетерпим к другим идеалам и в основе своей рассматривает другого человека как потенциального врага или конкурента. С одной стороны, как замечал когдато И.Р. Шафаревич, демократизм и гуманизм крайне сентиментальны, с другой – весьма жестки и эгоцентричны в своих целях и способах их достижения.