Как следствие, христианство – в их понимании – вообще утрачивает характер объективной реальности и «не допускается» к социальной сфере бытия – «все находится в руках человека и человек может сам обустроить свою жизнь идеальным образом». Недоверие к религиозным началам, признание их непригодными для организации человеческого общежития приводит к попыткам рационального отыскания наиболее прочных и устойчивых правовых и политических институтов, должных обеспечить человеческую свободу и равенство всех лиц в обществе.
Но вот странность – чем больше отдалялось от христианства «новое общество», тем больше и больше принимало оно антииндивидуалистические, тоталитарные черты. Признав себя, в отличие от христианства, реалистичным, постоянно сталкивалось оно с проблемой объяснения и обоснования именно действительности, которая ни на одном из этапов его развития не могла удовлетворить ни теоретическим идеалам, ни запросам конкретной личности.
Дух христианской религиозности, еще окончательно не утратившийся в начале пути, дух, впервые в истории человечества давший идею и содержание человеческой свободы, являлся сдерживающим фактором до тех пор, пока светское сознание мирилось с ним. С тех же пор когда индустриализм становится агрессивным к христианству и духовной сфере вообще, ничем не прикрытый и всячески популяризируемый социальной доктриной дух стяжательства и грубого материализма утрачивает свои границы и стремится к самому широкому проявлению в самых разнообразных общественных отношениях.
В том числе и по этому мотиву индустриальная культура всячески культивирует идею исторического прогресса, которая должна обосновать ее безальтернативность и универсальность, оправдать временные трудности. В отношении некоторых чисто теоретических проблем это позволяет решать сиюминутные задачи, стимулируя, кроме того, научную мысль на поиск нового содержания социального идеала, новых политических и правовых институтов, реализация которых позволила бы преодолеть сегодняшние трудности.
При этом, однако, зачастую упускается тот негативный вывод, что если прекрасное будущее еще «впереди», сегодняшние идеалы и сегодняшняя действительность утрачивают свой смысл, равно как подрывается вера в сегодняшнего человека, которому, как некий предполагаемый идеал, постоянно противопоставляют «человека будущего времени». Но это не единственный негативный вывод, который напрашивается при оценке теории исторического прогресса.
Если все в мире относительно, включая содержание социального идеала, то утрачивается вообще вера в какиелибо абсолютные начала. Этика, нравственность принимают все более и более переменчивый, зависимый от сегодняшней действительности и формируемый ею характер. Исчезает основа для какоголибо человеческого сообщества, его единства и органичности.