«На всех несчастных людей древний мир смотрел как на людей, заклейменных печатью проклятия и отвержения, страдающих от слепого, жестокого и неумолимого рока… Самое сострадание к несчастным для гордого римлянина или благородного философа казалось непостижимой слабостью души. Христианство явилось пред человечеством с особым усиленным и настойчивым ходатайством за всех несчастных; оно научило видеть в них детей Божиих, равно со всеми призываемых ко Христу и часто нравственно высших и более достойных, чем сильные мира сего. Во имя любви христианской стали воздвигать в мире невиданные и неслыханные дотоле благотворительные и просветительные учреждения, богадельни, больницы, приюты, школы; свет и теплота христианской любви стали проникать в самые дома заключения преступников, на места их наказания и ссылок, смягчая законы. Под влиянием христианства стали, наконец, возможны примеры сотен и тысяч таких подвижников, которые во имя любви ближних отказались от радостей личной жизни и начали с того, что роздали все имущество бедным, – с того, что древний мир назвал бы глупостью или сумасшествием», – писал последний протоиерей храма Василия Блаженного, священномученик Иоанн (Восторгов) (1864—1918)[498].

Указав на особенности духовной природы человека, христианство раскрывает и содержание человеческой свободы. Для начала отметим, что обычно под понятием «свобода» мыслится возможность делать «что хочешь», иными словами – способность беспрепятственно реализовать свое «я» в окружающем мире. Это – крайнее, идеальное и вместе с тем категоричное выражение свободы личности.

Именно оно, как нетрудно убедиться, лежит в основе светских политикоправовых исследований. Без этого допущения никакие рассуждения о свободе не могли бы принять качественное содержание применительно к тем или иным областям деятельности человека. Иными словами, в понимании светской науки человеческая свобода не связана принципиально ничем. Правда, как мы указывали выше, эта лихая бравада лишь внешне выглядит столь заманчиво. Достаточно вернуться к первому вопросу – происхождению человека, как мы получим свободу личности, ограниченную и зависимую от некоего закона мирового развития, им детерминированную, ему подчиненную. Потенциально человек, с этой точки зрения, может переделать мир, мешающий его свободе, даже «исправить» закон мирового развития. Но самое смешное заключается в том, что и эти возможности также предопределены этим же законом развития.

Забавности на этом не заканчиваются. Светская наука готова признать, что человеческая воля изначально свободна: а куда денешься, если на этой идее, пусть и в виде фикции – народный суверенитет, народная воля – основывается вся демократическая доктрина, все основные начала учения о правовом, конституционном и парламентском государстве и даже вся светская наука в целом? С другой стороны, как признать эту волю независимой вообще ни от чего, если в мире существует объективная закономерность, некий закон развития?