«Вопрошу, – писал архимандрит Константин (1886—1975), – христиане ли вы? Не спешите с ответом. Нам очень хорошо известно, что вы все крещены во имя Отца и Сына и Святого Духа, что вы по временам ходите в храм Божий и совершаете известное количество поклонов и молитв, что раз в году вы во время поста являетесь к исповеди и причастию святых Тайн, что вы не убегаете и прочих таинств и обрядов св. Церкви: все это принадлежит к званию христианина, но все это одно не составляет еще истинного христианства. Ибо, исполняя все это, можно быть худым человеком, неверным супругом, жестоким господином, мздоимным судьей, лукавым продавцом, вредным гражданином: можно ли таких людей назвать христианами? Нет, христианину, как обещано чрезвычайно многое, так и требуется потому от него немалого»[497].

Кому многое дано, с того многое и спросится. Поскольку же Дух Святой «где хочет, там и ходит», говорить о какихто предпосылках получения «мною» именно этой благодати, именно такого дара просто смешно.

В Боге все дарования уравниваются, как в их Источнике, как в Истине, но не формально, не механически, а качественно, и все различия снимаются. Какая же может быть у меня гордыня, как я могу презирать «менее способного и удачливого», как я могу считать себя «выше» его, если все, что я имею, дано мне Богом?

В результате нам раскрываются: 1) факт сотворения личности Богом по Его подобию; 2) факт наличия в ней способностей, несопоставимых ни с какой иной тварью, и дарованных ей Богом; 3) факт отпадения человека от Бога в силу действия на него внешней силы (сатаны), соединенной с собственной гордыней и непослушанием; и 4) как цель земных устремлений человека, – возвращение его к своему естеству, к своему догреховному состоянию.

Несложно убедиться, что, в отличие от светской науки, принцип индивидуальности указанными идеями совершенно не отвергается, но, напротив, получает свое совершенное выражение. Идея личности является абсолютной, но только потому, что каждый из людей, вне зависимости от социального положения, физических и умственных качеств, своей принадлежности к тому или иному поколению, есть сын Божий, Его творение, Его образ. В Боге мы все соединены, Им все оправдываемся. Никто не имеет изначально больших или меньших заслуг перед Ним, никто не имеет способностей не от Бога, никто не может получить большего без Божией на то воли.

Нравится мне этот конкретный человек или нет, но «я» обязан – как прямое требование Бога – возлюбить его именно за то, что «он» – такой же сын Божий, как и «я». Причем христианин обязан возлюбить не только христиан, но и язычников. Христианство, вернув человека к Богу, показав, что человек имеет свою ценность не по социальному или политическому положению, а по факту его «образа и подобия Божьему», явилось той силой, которая изменяла – век за веком – отношение к человеческой личности. Проповедь и стремление к внутренней, духовной свободе приводили к тому, что смягчалась и внешняя несправедливость, устранялись самые уродливые явления. Человек стал цениться именно и только потому, что он – человек.