Христианство пробудило в человеке главное: понимание, что помимо формальных признаков воли и веления власти закон государства имеет известное нравственное содержание, хотя и не в полной мере[623]. Уже в Ветхом Завете мы встречаем такие слова: «Велик мир у любящих закон Твой, Господи, и нет им преткновения… Благ мне Закон Твой, лучше тысяч золота и серебра, лучше меда устам моим!»[624]

Нет для ветхозаветного еврея большего страха, чем: «Да не разорится закон Моисеев»[625]. И в Новом Завете мы встречаем слова апостола Павла: «Любовь есть исполнение закона»[626]. Разумеется, это возможно в двух случаях: когда закон земной максимально соответствует Закону Небесному и когда земной закон не нарушается, а исполнением своим становится обязательным для всех. Это и есть абсолютное равенство всех пред законом.

Церковь является и должна быть тем нравственным ограничителем верховной власти и, одновременно, воспитателем духовности и единой народной нравственности, которые так необходимы государству. Именно христианское учение – в виде содержания хранимых им догматов веры – должно быть напрямую и непосредственно положено в основу правового идеала. В результате мы не только устраним исконно довлеющее над светской правовой наукой противоположение права и нравственности, но и придадим праву поистине руководящую роль в деле государственного устроения как главного регулятора общественных отношений и великого нравственного ограничителя самоуправства верховной власти.

Если мы будем понимать право как только совокупность действующих в государстве правовых норм, установленных или легализованных верховной властью, такой гармонии права и нравственности построить никогда не удастся. Позитивное право не только консервативно, а порой и ретроградно, но и формально. Как действующая норма оно говорит не о конкретной ситуации, а о ситуации «вообще». Как норма, обращенная ко всем, оно никогда не обращено лично к индивиду.

Как норма, реализуемая реальными, а не вымышленными людьми, органами, учреждениями государства, оно далеко не всегда обязательно для всех, но знает массу случаев избирательности: за что один подлежит уголовной или административной ответственности, другой остается безнаказанным. Более того, даже при избрании меры наказания, при определении суммы материального или морального вреда, подлежащего к выплате виновной стороной, право всегда исходит из разницы социального положения: достатка, возраста, пола, территории и других объективных или субъективных, материальных факторов.

Можно, конечно, сказать, что и в этом случае действующее право распространяет свое действие на всех членов общества. Но нельзя забывать, что исходя из разницы материального положения, право предусматривает возможность взыскания различного ущерба с виновного лица: чем оно богаче, тем потенциально он может уплатить потерпевшему лицу большую сумму, чем беднее, тем – меньшую. Но согласен ли сам потерпевший с такой постановкой вопроса? Не будет ли для него такое право безнравственным?