Понятно также, что при неизменности принципов формы их реализации варьируются. Например, в определенные периоды государство может безболезненно для себя предоставить право собственности на определенные объекты народного хозяйства инородцам. Но в некоторых ситуациях – лишить их этого права или ограничить его. Конечно, процесс национализации объектов народного хозяйства не должен совершаться авторитарно, а уж тем более безвозмездно: этот вариант совершенно противоречит духу христианства и Священному Писанию. Исключения должны составлять лица, преступным путем приобретшие данное имущество, как, например, российские олигархи в ходе приватизации.

Таким образом, в христианстве личное право выступает только в качестве следствия обязанности личности перед государством и Церковью, что воплощается в идее «правообязаности». Это подразумевает, как указывалось выше, не противопоставление личного права и общественной обязанности, а отождествление права служить обществу с нравственной обязанностью.

Имея в качестве своей основы веру в Христа, всех собирающей и сплачивающей в одно духовное и государственное тело, начало правообязанности полагает своим совершенным и самым действенным мотивом совесть христианина, стремление достигнуть духовного совершенства, боязнь Бога («бойтесь Господа, все святые Его, ибо нет скудности у боящихся Его», – говорил псалмопевец и будущий великий царь Давид)[635].

Это есть боязнь впасть в грех, оступиться перед Богом, не заслужить Царствия Небесного и вечного спасения. В практических мотивах эта вера предполагает боязнь, что за твои грехи ответят потомки, даже в первых поколениях. Что при всей долготерпимости Господа и Его любви наказание может прийти в любой момент за все грехи сразу[636]. Знание греха и сознание того, что «я» грешу, что есть «самый грешный», соединенные с пониманием своих обязанностей перед Богом и людьми – исконное, типичное и самое естественное для христианского правосознания. Знание того, что все перед Богом равны, что все – суть образ и подобие Его, не дает развиться никакому шовинизму. Колониальная история России демонстрирует нам опыт по возможности уживаться в рамках одной Империи сотням национальностей и народностей, причем без угрозы их физического уничтожения.

Подытожим. Только нравственная сила может сплачивать людей на великие дела, разумеется, если она для всех едина и является непререкаемым и абсолютным критерием поступков, вечным мотивом служения на общее благо. Между тем светское сознание не может принять столь «неустойчивый» для себя, нерациональный мотив и критерий. Ему нужна материальная выгода, обоснованность нравственного поступка.