Повторимся, что представительные органы власти невозможно строго разграничить по компетенции от органов управления (исполнительной власти), равно как и «общество» от «государства». Даже если бы мы могли разделить эти функции точно и «навсегда» на бумаге, еще не значит, что они разделились бы в действительности. И разве может быть верховная власть отделена от власти управительной? Такого мы нигде не встретим, кроме как в теоретических раскладах идеологов либеральнодемократической доктрины, где говорится, что верховная власть есть власть народа, а власть управительная ей подчинена. Написать можно все, что угодно. Но все всегда знали, что реально руководит страной не тот, кто обозначен на бумаге, а кто имеет в своем подчинении аппарат управления, чей приказ будет исполнен и кто с высоты своего положения никому не подчинен.

Мы видим, что даже при самом оптимистичном раскладе теория разделения властей не может обосновать их равенства и взаимоограничения. Власть по управлению государством всегда остается верховной, а «народная» – назови ее хоть представительной, хоть общественной – может лишь пытаться контролировать и фрондировать (по мере возможностей) с ней. Стать верховной власть общественная не может ни при каких обстоятельствах. Настоящая верховная власть в известные моменты олицетворяет собой все государство. Поэтому, по логике противников христианской государственности, получается, что суд является органом государства и государству же противостоит! Это все равно, что любой орган управления был бы государственным и одновременно противостоял ему. Понятно, что такой орган не просуществовал бы и одного дня, как явление безумное.

Если мы приходим к выводу о том, что отправление правосудия является одной из функций государства как организованного общества, то и «независимость» суда от государства, т.е. от общества, выглядит нелепым требованием, противоречащим природе политических отношений.

Помимо того негативного явления – выделения судебного сословия в замкнутую и самодостаточную корпорацию, которое проявляется всегда при неправильной организации государственной жизни (ранее мы говорили об этом на примере управленческого чиновничества), – возникают ситуации, неприемлемые с точки зрения здравого смысла и государственных интересов. Приведем один из примеров.

Как указывалось выше, правовая деятельность государства, т.е. стремление к наиболее полной и совершенной реализации правового идеала, всегда натыкается на такое естественное препятствие, как несовершенство любого законодательного акта и его противоречие (как акта, отжившего свой век, но еще не отмененного) требованиям жизни и свободе личности. Кто в этой ситуации может принять на себя смелость руководствоваться не буквой закона, а его духом и совестью? Сам суд? Нам часто говорят: «да» и приводят в пример слова, присутствующие почти во всех законодательствах мира: «Судья должен руководствоваться законом, практикой и совестью».