Распутину родственны идеи соборности Хомякова: «Русский народ в отличие от других (не всех, но многих), составляющих сумму, составлял организм, сращенность».[808]

Но если у Хомякова идея православной соборности должна была служить делу объединения народов, то у Распутина «сращенность» народа, подразумевающая духовное единство, должна послужить духовному, национальному возрождению России. Писатель оценивает современное состояние России как кризисное: «Последняя революция, либерально-криминальная, самая подлейшая из всех, какие знал мир, столкнула Россию в такую пропасть, что народ еще долго не сможет подсчитать свои жертвы. В сущности, это было жертвоприношение народа <…> Не выдержав позора и бесчестия, <…> ушла она (Россия. – А. К.) в укрытие, где не достанут ее грязные руки». Но теперь это время уже позади: «<…> и разъяснять не надо, и народ берет свое место»[809]. В этой ситуации возрастает роль писателя: «Наступила пора для русского писателя вновь стать эхом народным и небывавшее выразить с небывалой силой <…>»[810]. Он считает, что теперь для России главное – вернуть русскому имени достоинство и гордость. Вернуть же достоинство и авторитет русскому человеку вне национального его облика нельзя. Слово писателя – способ вернуться из забытья и дурмана в круг национальной жизни, к вере отцов и отпереть застывшую душу. В этом своем предназначении ощущает B. Г. Распутин Божию помощь: «А Господь был на нашей (“деревенщиков”. – А. К.) стороне. Он вручил нам инструмент точного слышания и воспроизведения». «Подземная Русь» не спит, она спасала себя терпением, и, быть может, готовит себя к прорыву»[811]. Распутин ссылается на авторитет русского поэта-предшественника: «А сколько раз проверялись на прочность знаменитые слова Хомякова по поводу нашей будто бы слабости: “Подвиг есть и в сраженье, / Подвиг есть и в борьбе; / Высший подвиг в терпенье, / Любви и мольбе”»[812]. Писатель уверен, что Россия не просит о помощи, она говорит: «Поймите меня, у меня достанет сил и подняться, и выпрямиться, но вы дадите мне эту силу своей любовью. Вы должны осознать меня как Родину, поместить в свои сердца – и увидите, как преобразятся ваши сердца».[813]

Мессианская идея для В. Г. Распутина столь же актуальна, как и для А. С. Хомякова. Для писателя сибирский национальный характер и сама Сибирь – спасители мировой цивилизации: «<…> опершись на Сибирь да еще на некоторые, пока заповедные районы, человечество могло бы начать новую жизнь»[814]. Поскольку характер сибиряка зарождался «<…> в недрах земли и истории», это дало ему нравственную стойкость, позволило «<…> не поддаваться переворотчикам родной земли и совести»[815]. Само слово «Сибирь», вернее, понятие, которое оно обозначает, «<…> звучит вроде набатного колокола, возвещая что-то неопределенно могучее и предстоящее»[816]. Распутин подчеркивает уникальность Сибири «как благословенного края, пока еще не разоренного человеком окончательно и имеющим пока “заповедные районы”. Здесь „<…> человечество могло бы начать новую жизнь, благодаря россиянину, который мог бы считать, что он выполнил немалую часть своего очистительного назначения на Земле“.[817]