Сколько она помнит себя, денёк этот всегда выдавался погожим. Будто сама вселенная радовалась смелости землянина, ступившего в её новые пределы. Да и праздник хотя оставался официальным, а о первом полёте в космос многие люди вспоминали как о чем-то личном и очень важном. Знакомые Ларисы – так все поголовно. Сборища не собирались и тосты не произносились, но внутри всё пело от всеобщей гордости.
Улыбаясь своим «космическим» мыслям, Лариса вошла в кабинет Курилова. Тот для приветствия не встал, но с видом радушного хозяина широким жестом указал на кресло возле своего стола. Он был одет во всё серое – костюм, рубашка, даже туфли на мосластых ногах были грязно-мышиной масти. Гостья в своей яркой шотландке рядом с ним казалась случайно залетевшей расписной бабочкой.
Лебедева молча присела в вопросительной позе: мол, зачем звать изволили?
Некоторое время они молчали, будто размышляя, какой из сногсшибательных новостей осчастливить друг друга. Наконец, Витас, не спрашивая о предпочтениях визави, скрипучим фальцетом скомандовал на пульт секретарше:
– Два кофе. Без сахара.
И перешёл в атаку:
– А что, Лариса Петровна, не понравился начальству ваш демарш в суде?
Лариса подачу приняла:
– Вы имеете в виду Владимира Натановича? Ему, действительно, нет. Кстати, он же сообщил, что и вы к этому отнеслись неодобрительно. Так?
Витас подобрался. Володька не врал: эта невысокая ладная женщинка с глазами большой кошки и вправду чересчур дерзка на язык. Впрочем, и не такие острословы выходили из его кабинета, хвост поджавши!
– Я? Что вы! Мне ваш выход показался очень даже любопытным. Наверное, я и сам держал бы речь подобным образом. Особенно, если документально зафиксированы переговоры с этой … как её… в общем, экс-супругой. Было чем перед юристами козырнуть.
Секретарша с внешностью Софи Лорен внесла сверкающие полированным никелем кофейные пары. Витас первым сграбастал крохотную новомодную чашку и, отставив мизинец, принялся втягивать в себя терпкую жидкость. Лариса к угощению не притронулась: она пила кофе сладкий и с молоком.
– Ну да бог с ним, с судом, – опорожнив миниатюрную тару, произнёс Виталий Семёнович со всем доступным ему благодушием. – Я пригласил вас, Лариса Петровна, чтобы получше, так сказать, раззнакомиться. В городе о вас говорят на всех углах. А у меня, видите ли, есть правило: лично встречаться с самыми заметными представителями вашей профессии…
Уж знаем мы эти ваши правила! – думала Лариса, стараясь не встречаться с Витасом взглядами. С подчёркнутым вниманием она оглядывала кабинет, где на одной стене соседствовали портрет Президента, фото самого Курилова в обнимку с мэром, и почему-то полотно известного зауральского живописца с изображением дооктябрьской казацкой станицы. От Сокольского, а также от хозяев кабинет-буфета, не говоря уже о Натаныче, Лариса была наслышана о некоторых заморочках Витаса. Если Курилов обращал на кого-то свой мутный взор – «нечленораздельный», как говаривала Смешляева, то даже при малозначимой беседе надёжнее всего было принять «вид лихой и придурковатый», усердно поддакивая произносимым сентенциям. Тогда начальник быстро терял нить беседы и отпускал жертву с миром.