– Газета живёт один день… Вам, как бывшему газетчику, это хорошо известно… – тихо заговорила набычившаяся Лебедева.

Ох, не стоило ей поминать период биографии своего собеседника, который он желал бы навсегда вычеркнуть из послужного списка. Виталий Семёнович сузил глаза и угрожающе уставился на медноволосую дамочку.

Решив, что терять уже нечего, Лариса пошла ва-банк:

– Если мы будем освещать события с опозданием на две-три недели, как СОВЕТУЕТ (слово советует было произнесено с нажимом) журналистам дальновидное руководство, то кто будет читать такие прокисшие газеты и внимать позавчерашнему эфиру? Кто будет верить прессе, по любому поводу готовой прогибаться перед указаниями сверху и замалчивать самые важные моменты жизни?!

Лариса облизнула пересохшие губы и прямо взглянула в серые зенки:

– Кому-кому, а вам-то, Витай Семёнович, лучше других известен печальный конец изовравшейся совковой периодики! На дворе давно не коммунистическое «одобрям», а демократия и гласность. Мэр у нас, между прочим, вовсе не назначенец, как вы, к слову сказать, а избран демократически. Так почему свободная пресса обязана стоять на цыпочках, следуя чьим-то советам? Тем более советам, дальновидным лишь с точки зрения тех, кто их даёт?

К такому наскоку Курилов готов не был. Пока он сопел в поисках ответа на неожиданный эпатаж, Лариса продолжила садить пулемётной очередью:

– И в чём, по-вашему, многоуважаемый Виталий Семёнович, заключается эта самая дальновидность? Выгородить перед общественностью подонка и душегуба? По команде верхов не дать людям исчерпывающей информации? Угодить депутату Госдумы? Или во всём этом сразу?

Она замолчала: нужно было унять бешено колотившееся сердце.

К её удивлению, молчал и Курилов. Только барабанная дробь, которую машинально продолжали выбивать из столешницы его руки, перешла в канонаду. Ему до колик в подреберье хотелось вскочить и заткнуть разошедшуюся журналюжку, в полный рост отстирать её, забывшую, видать, где и перед кем выступает. Но жизнь хорошо обучила Курилова расчётливости, изворотливый ум шептал: делать этого не следует, по крайней мере сейчас, когда с «Обозом» не всё ясно. Придёт времечко, и тогда уж эта звездень огребёт по полной, Виталик Курилов и меньших залепух никому никогда не спускал. А пока будь добр, засунь подальше своё самолюбие. Делай вид, что внимаешь этому бреду, соглашайся, любезничай. Гаси ненароком запалённый огонь!

Лебедева ждала истеричных воплей и даже приказа удалиться. Вместо этого Курилов ещё угрюмо, но уже сдержанно предложил: