– Что бы ты сделала, если бы я потребовал сначала покормить ногу? – спросил он.

Линор глянула на брата, потом на ногу. Сказала:

– Я бы предложила сделку. Ты говоришь мне, что знаешь, то, что явно касается благополучия родственницы, которую мы оба типа любим, то, ради чего я, видимо, сюда и добиралась; ты мне это говоришь, и я в ответ не бросаю твою ногу к подножию холма и не толкаю тебя на долгие, потенциально опасные и, разумеется, весьма щекотливые скачкообразные поиски утраченного.

– Ой, ну зачем вот так-то, – улыбнулся Антихрист, непринужденно возвращая ногу на место и прикрепляя ремнями, что заняло где-то минуту. Вернув ногу, он сказал: – Этот рисунок типа отсылает к «Исследованиям», о чем, я уверен, ты, дипломированная хвастунишка, вспомнила бы первее меня, если бы подумала три секунды. Кажется, я припоминаю отсылку к странице пятьдесят четыре, примечание бэ, в переводе Энском и Гича [117]. Нам показывают рисунок: человек карабкается на холм, в профиль, он движется прямо, одна нога впереди другой, обозначает движение, он шагает вверх по склону, лицом к вершине, глаза обращены к вершине, все эти стандартные ассоциации с подъемом на горку. Эт цетера, эт цетера. То есть на рисунке человек карабкается на холм. И тут, помнишь, личный доктор Бабули Линор, Витгенштейн, вдруг говорит, мол, притерши коней, тафаришч, ведь рисунок так же четко, ясно и недвусмысленно изображает человека, который спускается с холма, одна нога выше другой, спиной вперед, эт цетера. Так же недвусмысленно.

– Блин, – сказала Линор.

– И тут нас приглашают прийти ко всем этим совершенно фекальным выводам о том, почему же мы машинально, лишь взглянув на рисунок, решаем, что чувак карабкается, а не скользит назад. Идет вверх, не сходит вниз. Полный, абсолютный маразм, и еще реально душераздирающая психологическая невинность, как по мне, и ты не можешь этого не помнить, учитывая тот отдельно взятый разговор с участием всех нас в «вольво», когда ты еще ходила в школу, когда Бабуля решила, что я плохой, и сказала, что меня следует «искоренить», и объявила о намерении больше ничего и никогда не дарить мне на Рождество. Так или иначе…

– Ну да, и здесь, с другой стороны, у нас вот эта антиномия, – сказала Линор, глядя на рисунок с брадобреем.

– Верно, – сказал Антихрист, отбрасывая крошечный шарик черного косяка. На секунду замолк, глядя в никуда. Линор посмотрела на брата.

– Бренда, – услышала она громкий голос Ля-Ваша, – ты должна вернуться к родителям сейчас же. Постарайся не быть впечатлительной, по крайней мере, пока ты где-то здесь.