Андрей Альтман знал дорогу к синагоге, но его предупредили, что он должен попросить женщину на стойке гостиницы «Бристоль» объяснить ему, как доехать до Лермонтовского проспекта. Ноа Леванон вернулся к первоначальному плану и решил, что первый визит Андрея в ленинградскую синагогу произойдет после вечерней службы, когда уйдут последние верующие. Андрей будет один и сможет поговорить с раввином Абрамом Лубановым, который жил со своей семьей при синагоге: «Если кого и надо убедить в первую очередь, так это его: вся община его уважает и любит, к нему прислушиваются. Он много лет провел в тюрьме; теперь он стар, и вряд ли его посадят снова; ему удалось сохранить синагогу, когда президента консистории приговорили к двенадцати годам лагерей за антисоветскую деятельность и пропаганду. В прошлом году у него пошатнулось здоровье, и он стал пользоваться микрофоном, хотя это запрещено властями, но он проигнорировал этот запрет, и микрофон ему оставили».

Андрею Альтману понадобился час, чтобы добраться до большой хоральной синагоги; он несколько раз оборачивался и в конце концов убедился, что слежки за ним нет. Ни разу не взглянув на здание в мавританском стиле с его уродливым куполом, он дернул за колокольчик у калитки пристройки. Показалась грузная женщина в платке; Игорь объяснил ей, что должен сообщить раввину кое-что важное. Она ушла в дом, а через мгновение вышла снова и открыла ему дверь. Переваливаясь на ходу с боку на бок, женщина провела его через зал, а потом по длинному кольцевому коридору в гостиную и сразу же вышла, притворив за собой дверь. В кресле, покрытом цветным покрывалом, сидел пожилой человек; левая нога у него была ампутирована; лысую голову с широким лбом прикрывала черная кипа, а длинная белоснежная борода, разделенная надвое, свисала на грудь двумя заостренными концами. Сдвинув брови и не спуская пристального взгляда с Андрея, старик указал ему на стул.

– Ваше лицо мне знакомо. – Погрузившись в воспоминания, он на несколько секунд закрыл глаза. – После операции я стал быстро уставать и плохо запоминаю имена, но я уверен, что знаю вас.

Андрей встал и наклонился к уху раввина:

– Я Игорь Маркиш, бежал из Ленинграда во время «дела врачей»; в синагогу я ходил редко, пожалуй, раз в год на Йом-Кипур, но моя мать Ирина Викторовна и жена Надя посещали службу регулярно.

– Игорь Маркиш! Я помню тебя. Ты почти не изменился за пятнадцать лет. Зачем ты вернулся? С ума сошел?

– Я вернулся, чтобы поговорить с вами. Но сначала скажите, вы что-нибудь знаете о моей семье?