Третьим в списке был Дов Пинкус, человек со схожей биографией. Член консистории синагоги. Его арестовали примерно за то, что он давал уроки иудаизма, и приговорили всего к двум годам – возможно, из-за героического поведения во время блокады Ленинграда. Игорь вспомнил, что однажды разговаривал с ним на свадьбе их общего друга, но лицо Пинкуса совершенно стерлось из его памяти. Тот служил бухгалтером в городской дорожной сети и был уволен за подачу заявления на выезд в Западную Германию, куда его дочери удалось эмигрировать после войны; с тех пор он каждый год подавал такое заявление и получал отказ. Он жил очень бедно – на зарплату ночного сторожа в Военно-морском музее. Добравшись до места, Андрей несколько раз постучал, долго ждал и уже собрался уходить, когда окно, выходившее на набережную, открылось; из него высунулся мужчина и проворчал:

– Музей закрыт, никого нет. Приходите завтра.

Андрей сразу узнал его круглое лицо.

– Дов Пинкус, это я, Игорь Маркиш, помните меня? Я уехал из города во время «дела врачей».

– Игорь? Глазам не верю! Я думал, вы умерли.

Дов Пинкус приоткрыл входную дверь, посмотрел по сторонам, запер за гостем дверь и повел его через мощеный двор музея в маленькую, тускло освещенную дворницкую, где он читал книги между двумя ночными обходами.

– Работа нетрудная, я здесь никого не вижу, брожу по музею, смотрю макеты, картины; вокруг так много прекрасных вещей. Я как раз заварил чай, хотите?

На столе стоял потускневший самовар и фарфоровый чайничек с синим узором. Дов Пинкус достал из шкафа две чашки с блюдцами.

– Наливайте себе сами, как вам нравится.

Он насыпал в чайник заварку и залил кипятком из самовара.

– Я не покупаю чай в магазине, он плохой; я сам готовлю его из смеси иван-чая, листьев черной смородины и разных трав. А вот мои крендельки, попробуйте – я сам их пеку, мне это нравится.

Игорь попробовал маленькие твердые печенья.

– Поздравляю, Дов, у вас замечательный чай и крендельки тоже. Это возвращает меня в далекое прошлое.

Некоторое время они молчали, дуя на дымящийся чай.

– Мы не были близко знакомы, но вы слышали обо мне. Мне удалось бежать накануне ареста, я долго жил во Франции, а потом оказался в Израиле. Я приехал сюда, чтобы сказать: там знают, кто вы, знают о вашем мужестве, о том, что вы пережили, сколько вы сделали для общины, какие притеснения вам пришлось испытать, и меня попросили передать вам послание надежды: вы не одиноки.

– Правда? Значит, они помнят обо мне, – пробормотал Дов Пинкус, сильно взволнованный. – Но я не сделал ничего особенного.